Слишком очевидной была ответственность момента. После недолгого обсуждения кандидатур коалиционный комитет и даже его председатель Шлихтер были избраны,
Николай II величественно, надменно и спокойно взирал с огромного портрета на шефа киевской охранки. Тот сидел спиной к портрету и читал очередное донесение.
«12 октября в 11 часов утра в университете св. Владимира собралась посторонняя публика до 2000 человек. Большинство из них служащие Юго-Западных и Киево-Полтавской дорог. К этому сборищу, которое заняло актовый зал, присоединились и студенты университета. Собрание открылось под председательством Шлихтера — бывшего служащего…»
Еремин нажал на пуговку звонка. Приказал немедленно появившемуся дежурному:
— Кто там был в университете? Ко мне!
И снова уставился в наспех написанное донесение о событиях в университете и политехническом института
«Названные учебные заведения превратились как будто в дозволенное место открытой антиправительственной пропаганды… Воцарился полный беспорядок… В залах были приняты царские портреты, вместо которых появились красные флаги е разными преступными надписями… Там же собирались деньги на оружие…»
— Вот! — Шеф резко отодвинул ящик письменного стола, бросил взгляд на лежавший там маленький дамский браунинг, как бы специально, чтобы убедиться, не похищен ли он бунтовщиками, и также резко задвинул ящик. — Доиграемся!
«…Продавалась нелегальная литература, агитаторы открыто призывали к вооруженной борьбе против существующего порядка…»
Вскорости перед штаб-ротмистром стоял молодой человек, по внешности которого можно было сразу определить: студент.
— Садитесь, — мягко произнес шеф, с интересом разглядывая юношу, который только что своими глазами видел, своими ушами слушал то, что вложилось и не вложилось в тревожные строчки. — Зажгите свет и можете быть свободны! — приказал дежурному, чувствуя, как при виде студенческой тужурки где-то в глубине души закипает черная ярость.
— Слушаюсь! — повернулся офицер,
— Сходка еще не закончилась?
— Нет, закончилась… в четвертом часу, — кашлянув в кулак, тихо заговорил студент. — Шлихтер пригласил всех завтра собраться на народный митинг.
— Почему вы начинаете со Шлихтера?
— Извините… он и открывал и закрывал митинг…
— Ну хорошо. Как он вел себя?
— Шлихтер? — облизал нижнюю губу доносчик, но увидел вопросительно-гневный взгляд начальника и забормотал: — Вы представляете, он… да все они, эти ораторы, взбирались, извините, на стол…
— Говорил что?
— Нехорошее говорил…
— Молодой человек, не стесняйтесь в выражениях: я вызвал вас не для реверансов. Я хочу услышать! Говорите же!
Агент поерзал в скользком кожаном кресле.
— Забастовщики призывали к бойкоту Государственной думы. Говорилось о необходимости созыва Учредительного собрания… Это не только Шлихтер говорил…
— Ну, ну!..
— Были ораторы от Петербурга и Москвы, рассказывали, что там уже… извините, якобы там все забастовали, а вот в Киеве все еще раскачиваются. Говорили о какой-то революции сложенных рук — извините, я не совсем понял… И что правительство — это они говорили…
— Да они же, они!
— Да, я понимаю… Что будто бы наше правительство на краю, извините, — студент вспотел, еще больше растерялся под откровенно недовольным взглядом шефа охранки, — одним словом, на краю гибели. А Шлихтер и призывал к этому!
— От чьего же имени он выступал?
— Как будто есть постановление какого-то железнодорожного съезда, бывшего в Петербурге. А на съезде, как он говорил, по предложению, извините, большевиков было решено объявить всероссийскую политическую забастовку. О большевиках говорили и некоторые студенты, и… я не знаю, как они там оказались, — офицер, сказывают, из каких-то саперов, и даже, извините, солдат…
— Что значит — о большевиках?
— Ну то есть, что якобы эти большевики… извините, правильно призывают к вооруженному восстанию и что-бы… — он спохватился и не промолвил-таки навязчивое «извините», — чтобы свергнуть, как они выражаются, самодержавие…
Переполох вызвал необходимость назначить совещание в верхах в ночь на 14 октября. Высшие представители киевской власти, привыкшие в это время сидеть за ломберными столиками и потягивать коньяк, вынуждены были уже в который раз в этом году лишить себя этого удовольствия. Они собрались в фешенебельном кабинете особняка генерал-губернатора, престарелого генерал-адъютанта Клейгельса, человека гвардейского роста и малых способностей, но крупных связей и амбиции. Цель заседания: обсудить резолюцию, принятую на противоправительственном митинге в университете десятью тысячами голосов студентов, рабочих и прочих разночинных лиц, как здесь говорили, «подзуженных преступными агитаторами и смутьянами».