Исправляющий должность губернатора, вице-губернатор, действительный статский советник Рафальский. Он вступил на эту должность недавно, 20 сентября, для него и сам Киев и его смутные дела были темными, как лес густой. Управляющий канцелярией генерал-губернатора действительный статский советник Молчановский, умеющий так ловко скрывать свои мысли, что они перестали быть заметными вообще. Полицеймейстер полковник Вячеслав Цихоцкий, личность импозантная и в своем роде характерная. В голубом мундире с блестящими серебряными пуговицами, в мягких козьих сапожках он производил неотразимое впечатление. Несмотря на возраст, он сохранил и узкую талию, и быстроту реакции, и нюх, и хватку натасканного хорта, что и требовалось для его профессии. Все знали, что жил он не по средствам. Навар получался от бесчисленных махинаций с незаконной пропиской в граде Киеве разных лиц из черты оседлости, от продажи классных должностей в полиции и от того, что брал он взятки, как видно, не одними борзыми щенками» В связи с предполагаемым уходом в отставку Клейгельса он терял своего покровителя, а вместе с ним и надежду на обещанные генеральские погоны. И наконец, скучающий чиновник особых поручений при генерал-губернаторе Малышев, пока еще не получавший никаких серьезных поручений от своего именитого бездельника.
На совещание был вызван начальник охранного отделения штаб-ротмистр Еремин, но он, сказавшись нездоровым, прислал вместо себя ротмистра Кулябко, проинструктировав его коротко и ясно: все университеты и институты закрыть, все народные митинги прихлопнуть, всех агитаторов, по прилагаемому списку, во главе которого стояла примелькавшаяся уже фамилия — Шлихтер — посадить.
— Можете ли вы в коротких, так сказать, чертах… — Губернатор пошевелил в воздухе пальчиками.
— Так точно, — вытянулся Кулябко. — 14 октября в 10 часов утра решено начать всеобщую забастовку, прибегая, в случае надобности, к насилию.
— Слышите, милостивые государи! — поднял Клейгельс тонкие, как мышиные хвостики, брови, чувствуя, что противный холодок пробежал по спине. — Продолжайте!
— Создано три летучих отряда, — четко рапортовал Кулябко. — Первый для насильственного прекращения занятий повсеместно. Второй — боевой, для вооруженного сопротивления войскам и полиции. Третий — санитарный для оказания медицинской помощи потерпевшим членам противоправительственных скопищ! Уже на многих перекрестках, где наибольшая толчея, собираются студенты-медики с красным крестом на рукавах.
Тусклые глазки губернатора побежали по лицам, как бы ища поддержки у собравшихся.
— Признак! Притом зловещий! — сказал он, подняв указательный палец.
— Так точно. Преступные, или так называемые революционные, организации намерены использовать в широких размерах уже начавшиеся в городе беспорядки, и потому можно ожидать вооруженных уличных демонстраций…
Полковник Цихоцкий хмыкнул, и густые усы скрыли его ироническую усмешку. Тертый калач, он мигом сообразил, куда клонит охранник: запугать начальство, чтобы получить право на объявление города в состоянии охраны и под видом чрезвычайных мер развязать себе руки. О, тут, конечно, можно безнаказанно свести кое с кем счеты и заслужить высочайшее «спасибо!»
Как раз в то время, когда Клейгельс проходил мимо его кресла, он громким шепотом сказал, будто доверительно, Молчановскому:
— Бомбы македонского образца невиданной разрушительной силы уже изготовляются…
— Так что же… — остановился, как вкопанный, Клейгельс. — Если осуществится эта резолюция, то… Боже милостивый! В Киеве произойдет вооруженное восстание!
— Истинно так, — поклонился Кулябко.
Лицо Клейгельса покраснело, жилы на лбу вздулись.
— Храмы науки стали рассадниками политических миазмов. И они должны быть немедленно закрыты. Временно! — высказался Молчановский.
— Именно! — обрадованно воскликнул генерал-губернатор. — Спасибо! Временно! Высочайшего повеления об автономии университетов обойти мы не можем, а посему надо придумать… приемлемый предлог, чтобы прикрыть эту, извините, лавочку. Ремонт! Пожар! Эпидемия! Что хотите. И если мы ректорам скажем это слово — как хорошо, что оно счастливо найдено, — временно, они на это пойдут! Раз мы прихлопнем университет, то куда же они денутся, эти злоумышленники? На улицу выплеснутся!