– Я непременно научусь играть в бридж. Но гораздо больше я люблю проводить время на свежем воздухе. Нельзя ли устроить прогулку на лодках, с удочками, а потом закусить где-нибудь на берегу?
– Ну еще бы! – заверил ее доктор Гулд; он очень внимательно разглядывал гладкую нежно-смуглую покатость ее плеча. – А вы любите удить? Я помешан на рыбной ловле! А бридж – я берусь научить вас. Вы вообще любите карты?
– Когда-то я прилично играла в безик.
Кэрол помнила, что безик – какая-то игра, как будто карточная. А может быть, вид рулетки. Но ее ложь имела блестящий успех. Немного лошадиное, но все-таки красивое, румяное лицо Хуаниты выразило сомнение. Гарри почесал нос и смиренно произнес:
– Безик? Это, кажется, изрядно азартная игра, так, что ли?
К их группе стали подходить другие. Кэрол всецело завладела разговором. Она смеялась, была легкомысленна, а сердце у нее замирало. Она не различала отдельных людей вокруг себя. Они были для нее словно зрители в театре, перед которыми она, пересиливая смущение, разыгрывала роль «молодой жены доктора Кенникота – такой умницы!».
– Знаменитые здешние просторы – вот что меня влечет! Я никогда больше не буду читать ничего, кроме спортивных разделов в журналах. Уил обратил меня в свою веру во время нашей поездки по Колорадо. Там было множество горе-туристов, которые боялись нос высунуть из автобуса. А я купила себе кричащего цвета короткую юбку, выше щиколоток, и под негодующими пресвитерианскими взорами всех этих школьных начальниц из Айовы прыгала со скалы на скалу, как быстрая серна, и… По-вашему, вот доктор Кенникот – завзятый охотник, а вы бы поглядели, как он смело раздевался и нырял в ледяную горную речку, мне ничего не стоило подбить его на это!
Она чувствовала, что они колеблются, не возмутиться ли, но Хуанита Хэйдок – та все-таки восхищенно рассмеялась. Кэрол продолжала болтать:
– Я уверена, что распугаю чинных пациентов моего мужа. Скажите, доктор Гулд, он хороший врач?
Соперник Кенникота захлебнулся от такого нарушения профессиональной этики и не сразу нашелся:
– Я сейчас отвечу вам, миссис Кенникот. – Он улыбнулся ее мужу, давая понять, что все, что он скажет из желания быть остроумным, не должно быть обращено против него в медицинско-коммерческой войне. – Кое-кто в городе говорит, что доктор не последний диагност и мастер выписывать рецепты, но позвольте мне шепнуть вам – только, ради бога, не говорите ему, что я это сказал! – никогда не обращайтесь к нему с чем-нибудь более серьезным, чем аппендектомия левого уха и страбизм кардиографа!
За исключением Кенникота, никто не понял, что это значит, но все рассмеялись. В воображении Кэрол гостиная Сэма Кларка наполнилась лимонным отсветом парчовых панелей, шампанского, прозрачных драпировок, хрустальных канделябров и веселящихся герцогинь. Только Джордж Эдвин Мотт и бледнолицые мистер и миссис Доусон еще не были покорены. Казалось, они соображали, не следует ли им показать, что они не одобряют всего этого. Она сосредоточила свое внимание на них.
– А вот с кем бы я не решилась отправиться в Колорадо, так это с мистером Доусоном! Я убеждена, что он опасный сердцеед. Когда нас знакомили, он так страшно сжал мне руку!
– Ха-ха-ха!
Все пришли в восторг. Мистер Доусон таял от блаженства. О нем говорили разное: что он ростовщик, хищник, жмот, скряга, но никто еще не называл его ловеласом.
– Он страшный человек, не правда ли, миссис Доусон? Вы, наверно, держите его взаперти?
– О нет, но, может быть, следовало бы! – слегка краснея, отозвалась миссис Доусон.
В течение четверти часа Кэрол бодро вела разговор. Она успела сообщить, что намерена организовать музыкальные спектакли, что она предпочитает кафе-парфэ бифштексу, что она хотела бы, чтобы доктор Кенникот никогда не разучился ухаживать за интересными женщинами, и что у нее есть пара золотистых чулок. Они тупо ждали продолжения. Но она больше не могла выдержать и спряталась на стуле за широкой спиной Сэма Кларка. Морщинки улыбок разгладились на постных лицах всех участников вечеринки, и вот они уже снова стояли в разных местах комнаты в безнадежном ожидании веселья.
Кэрол прислушивалась. Она увидела, что в Гофер-Прери не умеют общаться. Даже теперь, когда сошлась вместе светская молодежь, любители охоты, почтенные умы и солидные финансисты, они веселились так, словно среди них сидел мертвец.
Хуанита Хэйдок много тараторила своим трескучим голосом, но все это касалось только ее знакомых: говорят, что Рэйми Вузерспун собирается выписать пару лакированных ботинок на пуговицах, с серым верхом; а у Чэмпа Перри ревматизм; Гай Поллок еще не оправился от гриппа, а Джим Хоуленд просто спятил – выкрасил свой забор в оранжевый цвет.