«С такими клыками этого не сделаешь, если только не желаешь пораниться сама, не говоря уже о чреслах партнёра».
О чем шла речь было очевидно. У Ильдико не было опыта в фелляции ни со своим первым любовником, ни с Бришеном. Если откровенно признаться, мысль об этом показалась ей заманчивой. Клыкастые любовницы, вероятно, отбили у каи любое желание экспериментировать.
Она не каи, и зубы у неё не острые.
«Смогу ли я вернуть Бришену услугу? Заставить мужа с серенадой стонов и молитв улететь к звёздам?»
От этой мысли по спине Ильдико пробежали мурашки.
На лице вспыхнул румянец при воспоминаниях о тёмной голове Бришена меж её ног. Его рот вблизи её лона, а язык одновременно выступает орудием пытки и умопомрачительного удовольствия. Клыки мужа никогда не доставляли им проблем.
— Ты становишься прекрасного амарантинового оттенка, жена. С тобой все в порядке?
Вздрогнув, Ильдико заметила, что Бришен наблюдает за ней. Его жёлтый глаз без зрачка или белка сиял подобно полной луне. Он ещё до конца не научился различать оттенки эмоций на лицах людей. Человеческие чувства часто отражались в глазах, и каи это сбивало с толку и казалось странным.
Рядом раздался тихий смешок. Ильдико заметила ухмылку Серовека. С другой стороны, собратья-люди весьма проницательны.
— Со мной всё хорошо, Бришен, — заверила она мужа, игнорируя понимающий взгляд Серовека. — Просто в комнате немного душно.
Ей удалось ненадолго отложить на задворки сознания воспоминания о недавнем разговоре сплетниц вместе со своим любопытством, пока они не сели на лошадей и не попрощались с Серовеком. Луна заняла низ небосвода, касаясь верхушек елей и эндрисских дубов, что спускались по склонам от горной оборонительной крепости.
Они всё ещё находились в пределах видимости главных ворот, когда холодный воздух прорезал свист. Отряд обернулся на звук. Ильдико заметила Серовека на одной из стен, выходящих к тропе, ведущей в Верхний Салюр. Маркграф небрежно перегнулся через парапет, чёрные волосы развевались на ветру, как тёмный флаг. Ильдико не могла ясно разглядеть его черты, но тем не менее, ясно чувствовала усмешку в голосе.
— И мне очень хочется пирог с самкой скорпида, херцег, — крикнул он им сверху. — Люблю сложные задачи.
Бришен рассмеялся и отдал честь, а потом распорядился трогаться.
— Ты слишком беспечно танцуешь со смертью, лорд Пангион, но если таково твоё пожелание...
Серовек тоже отдал честь и исчез с парапета. Ильдико покачала головой.
— Порой я раздумываю, чего в нём больше: храбрости или безрассудства.
Бришен подъехал к ней ближе.
— Мне кажется, в равной степени того и другого. Он из тех мужчин, которые хватают жизнь за шкирку и хорошенько встряхивают её, даже когда та норовит укусить в ответ.
Ильдико нахмурилась. Явное безрассудство. Такая черта характера ей не нравилась.
— Я рада, что ты другой.
Муж улыбнулся, сверкнув в серебристо-позолоченной темноте острыми клыками.
— Я вырос среди тех, кто слишком охотно кусал и пожирал даже без хорошей встряски. В осторожности есть много тонкостей, жена. Приятно знать, что ты ценишь её так же сильно, как и я.
Его слова не выходили у Ильдико из головы всю обратную дорогу в Саггару. Бришен действительно весьма осмотрителен. При необходимости он принимал и выполнял быстрые решения, но предпочитал во всём следовать более медленному и продуманному подходу. Но если осторожность превратилась в сдержанность, сможет ли она убедить его отказаться от естественной склонности в уединении их спальни?
Цокот лошадиных копыт по горной тропе смешивался с голосами каи, сопровождавшими их в Верхний Салюр. После похищения и пыток, а также покушений на жизнь Ильдико, Бришен не позволял ей покидать безопасную Саггару без половины гарнизона. То, что она разделяла подобные чувства по отношению к нему, не помешало мужу вернуться к патрулированию окрестностей, стоило ему почувствовать себя достаточно уверенно в седле и владении мечом после частичного лишения зрения.
Ильдико понимала стремление Бришена защитить, но заточение за стенами Саггары через несколько недель начало сводить её с ума. Она скучала по прогулкам, по лугам или посещениям красилен. Каи не возражали, когда она появлялась с небольшим отрядом из шести или около того солдат. С тремя дюжинами или более её появление стало походить не столько на визит, сколько на вторжение.