На середине пути Каспер неожиданно обернулся и быстро сказал:
— Последний шанс, Волков. Ты уверен? Еще не поздно уйти.
Алек опешил: с чего ему разворачиваться в последний момент?
— Конечно, я уверен.
— Есть вопросы, ответы на которые лучше не знать. Ты же понимаешь?
— Я хочу их знать, — уверенно ответил Алек. — Какими бы они ни были. Эти сволочи могли навредить моей семье.
Каспер прикоснулся к циферблату на руке, сверил время и заговорил почти скороговоркой:
— Через тридцать секунд включится свет, после этого трепаться будет нельзя.
Понял? Нельзя. Не произноси ни слова, пока мы здесь, даже шепотом, даже азбукой Морзе, даже если очень захочешь. Мы будем сидеть на лестнице, чуть пониже, камеры до неё не добивают, сотрудники через неё обычно не ходят. Если всё сделаешь правильно — есть шанс, что уйдем живыми. Не предпринимай никаких действий и делай только то, что говорю я.
— А ты будешь говорить?
— Это образно, Волков.
— А-а-а-а, — догадался Алек. — Извини, мама говорит, у меня не развито…
Он хотел сказать, что у него не развито образное мышление, но не успел: вверху, на лестничном пролете, зажегся свет, а следом поочередно затрещали индукционные лампы где-то ниже. Каспер приложил палец к губам и, снова взяв его за рукав рубашки, потянул к себе: они бесшумно, по-стариковски переходя с одной ступеньки на другую, покрались вниз.
Комната для Посвящения представляла собой огромное полукруглое пространство с множеством ламп на потолке и стенах: белое, масштабное и абсолютно пустое, с вычищенным полом и слепящими отражателями на стенах, оно было похоже на космический корабль, а не школьное помещение.
Алек, вцепившись обеими руками в балясины, вглядывался в пространство мерцающей комнаты: там, вдалеке, через раздвижные двери проходили маленькие люди: словно доктора в операционной, они носили белые халаты. Один из таких «докторов», обернувшись на оклик: «Посмотрите на №1612», мелькнул знакомой лысиной — такой знакомой, что Алек, сощурившись изо всех сил, попытался вглядеться в его лицо.
Когда «доктор», переговариваясь со своей коллегой, встал боком, Алек смог увидеть его профиль: чуть сплющенный нос картошкой, про который в детстве, жалуясь на свою горбинку, он слышал: «Да что тебе не нравится? Зато не как у меня, посмотри!..»
И чуть сутулые плечи, ставшие такими после многих лет работы в скрюченном положении (чёртовы древние микроволновки!), и легкая косолапость в походке — он всё это узнал.
Папа.
Он чуть не выкрикнул это слово вслух, но Каспер, то ли почувствовав внезапный порыв, то ли заметив открывшийся в изумлении рот, прижал Алека к себе и зажал тонкие губы своей ладонью. Самые желанные ситуации всегда случаются с людьми в самые неподходящие моменты: теперь Алеку было всё равно и на эту почти неприличную близость с куратором, и на запах металла, который он чувствовал от его ладони.
Всё, о чём думал мальчик: «Папа, папа, папа, папа!.. Как же так?»
Он плакал, не позволяя себе всхлипывать, и бесшумно дышал ртом, не позволяя себе вздыхать.
На задворках подсознания, где-то далеко-далеко, пульсировала надеждой одна-единственная мысль: «Может, это не папа, а его робокопия?..»
В Комнату Посвящения привели парня. Ирма вела его, выставив электрошокер впереди себя: каждый раз, когда юноша пытался задавать вопросы или сопротивляться, он получал удар. Алек узнал его, будто бы даже видел этим утром в столовой: мальчик с курчавой шевелюрой из класса «—» не хотел идти на «Философию неолуддизма», потому что считал отказ от технического прогресса «тупой тупизной».
Теперь этого мальчика подводили к его, к Алека, отцу, и страх колошматил парня с такой силой, что наблюдавшие с винтовой лестницы могли разглядеть, как трясутся крупные капли пота на его лице.
Отец, которого все присутствующие сотрудники (а это две женщины в белых халатах и Ирма) называли не иначе как «Господин Волков», взял огромный металлический шприц из рук одной из ассистенток и обошёл ученика сзади.
Миролюбиво пояснив юноше: «Это чтобы не было больно», он ввёл содержимое шприца в затылок (от этого зрелища Алека начало слегка подташнивать), а затем, вооружившись скальпелем, с хирургической точностью сделал на затылке надрез. По смуглой коже потекла тонкая струя крови, и Алек закрыл глаза, не желая чувствовать себя к этому причастным.
В следующее мгновение, когда спустя долгие секунды тишины он снова распахнул глаза, парень из класса «—» уже стоял в неестественной позе: низко опустив голову и чуть подавшись вперед, он словно замер в момент падения. Его лицо было расслабленным, глаза — закрытыми, из чуть приоткрытого рта слюна тянулась почти до пола. С затылка на тонкую шею каплями стекала кровь, но отец Алека уже отложил скальпель: тонкими щипцами он вытаскивал из прорезанной раны что-то плоское, прямоугольное… Что? Алек непонимающе смотрел на действия папы во все глаза: из обычного школьного курса биологии он знал, что в затылке находятся шейные позвонки, а не вытянутые пластины.
Внимательно оглядев прямоугольник в своей руке, отец Алека сообщил женщинам:
— Придётся повозиться.
— Долго? — по строгому тону одной из женщин — низкой, с серым, будто припорошенным пылью лицом, Алек догадался, что она не ассистентка, а начальница. Она контролирует.
— Это РобАйерс, — ответил отец, словно назвал какую-то фирму или модель. — Я с такими не работал.
— Что он умеет? Мы не смогли определить.
— Похоже на устройство для обеспечения безопасности.
Женщина, поджав губы, ответила:
— Вот и сделайте так, чтобы он обеспечивал безопасность. А всё остальное — отключайте.
Ирма несмело встряла в разговор:
— Нужно еще это… про Люксферо. Заготовленные фразы встроить в код.
Женщина, покивав, подбодрила отца:
— Делайте, делайте… У вас всё получится.
Отец, пройдя через раздвижные двери, скрылся из Комнаты Посвящения, оставив сотрудниц наедине с учеником класса «—». Если, конечно, его еще можно было назвать учеником.
Алек, силой убрав руку Каспера со своего рта, отодвинулся и в возмущении всплеснул руками, что надо было понимать как: «Что происходит?»
Каспер указал на часы — «Жди»
Алек повторил свой жест — «Чего ждать?»
Каспер указал на свои глаза, потом на пространство Комнаты — «Увидишь»
Алек, устав от этой пантомимы, хотел было нащупать телефон в кармане, но вспомнил, что оставил его в своей школьной форме. Каспер вытащил из переднего кармашка рубашки блокнот и шариковую ручку (Алек чуть не охнул от удивления — никогда такого не видел), и быстро вывел на бумаге: «Не используй телефон. Экран записывается. Пиши здесь». Алек хотел бы объяснить куратору, что не умеет писать — точнее, не умеет писать от руки, он так никогда не пробовал, но Каспер настаивал — «Пиши!». И Алек, делать нечего, взял блокнот и медленно-медленно вывел печатные буквы: «Это правда мой отец?». Каспер кивнул.
Алеку захотелось швырнуть блокнот в Каспера и закричать: «Ты врёшь! Ты всё врешь, подлая, мерзкая скотина! Это ловушка, да? Это ловушка!», но куратор, будто предугадав это желание, снова прижал его к себе, зажимая рот ладонью. Алек попытался его укусить, но Каспер руку не убрал.
Когда в Комнате Посвящения вновь раздался голос его отца, Алек вздрогнул и посмотрел вперед.
— Пришлось снова отключить шестую схему, — устало сообщил папа. — Без этого пока не получается.
— Должно получаться, — строго сказала женщина.
— Тогда нужно перенастраивать всю программу, а вы ограничиваете меня по времени.
Женщина вздохнула, идя на уступку:
— Делайте без шестой схемы.
Отец, обойдя курчавого парня, впаял прямоугольник обратно в затылок и недолго повозился среди позвонков (это Алек воображал, как он перебирает между пальцами позвонки).
— Включаю, — объявил он, и парень, глубоко вздохнув, открыл глаза и выпрямился — прямо со вспоротым затылком.
Отец, встав перед ним, поинтересовался: