— Кто ты?
Юноша безэмоционально ответил:
— Я — образец 1612. Робот специального назначения для чрезвычайных ситуаций.
Отец развел руками:
— Ну, кажется, работает…
— А что ты скажешь о школе «Люксферо»? — встряла Ирма.
Парень отчеканил:
— Школа «Люксферо» — лучшая школа в Полонии, создающая уникальные образцы для служения обществу.
Каспер, надавив на губы Алека, заставил юношу посмотреть на него. Тот обернулся и куратор взглядом показал: «Идём наверх». Алек нехотя подчинился, мысленно пообещав себе, что там, наверху, он стрясет с него всю информацию — и плевать, кто это увидит или услышит.
У двери с табличкой «Техническое помещение», Алек, отдышавшись от перенапряжения и постоянного ощущения чужой ладони на лице, кинулся на Каспера:
— Объясни, что это было!
Тот опять сделал этот жест — «Т-с-с» — но Алеку уже было плевать:
— Да мне всё равно! Объясняй! Феликс Кальканти — педик позорный! Всё? Теперь, когда я назвал его имя, эта запись не уйдет в Управление? Объясняй! Что там делает мой отец? Что за штука у этого парня в затылке?
— Твой отец — робототехник, — сообщил Каспер так, словно Алек сам этого не знал. — Он перенастроил этого парня на «служение обществу».
— Как это перенастроил? — почти в истерике спрашивал Алек. — Как можно перенастроить человека? И почему это делал мой папа?!
— Образец 1612 — не человек.
— А кто?
— Робот.
Алек зашелся от возмущения, закричал:
— Да что ты врешь! Я видел, как его привели! Он был настоящий, он боялся, дрожал, потел! Я это видел! А потом они вытащили из него эту штуку — откуда она в нём?!
Каспер холодно повторил:
— Образец 1612 — не человек.
— Да не может такого быть!!! — орал Алек.
Ему казалось, что Каспер вообще его не понимает. Несет какую-то безэмоциональную чушь, как будто его самого «перенастроили»!
Каспер наклонился к своим ногам и вытащил из правого ботинка раскладной ножик. Шагнув к Алеку, взял того за руку, хотя мальчик, при виде ножа в руке куратора, попытался увильнуть.
— Не бойся, — спокойно сказал Каспер и провел лезвием прямую линию вдоль запястья Алека.
— Что ты делаешь!!! — заорал тот, беспомощно наблюдая, как кровь, пульсируя и выплевывая себя из надреза, покрывает собой руку, стекает на ладони, капает на пол с локтя.
Он же сейчас умрёт, он же сейчас умрёт!..
Алеку показалось, что он начал терять сознание, и одними губами мальчик прошелестел:
— Мне плохо…
— Это самовнушение, — спокойно ответил Каспер. — Шестая схема делает тебя восприимчивым к самовнушению и другим эмоциональным неудобствам. Поверь: тебе не может стать от этого плохо. Ты не умрешь.
— Шестая схема? — переспросил Алек, действительно перестав чувствовать себя умирающим.
Каспер глубже вонзил лезвие в рану, пока та не стукнулось обо что-то звенящее в его руке.
— Чувствуешь? — спросил куратор, подняв взгляд на Алека. — Это металлический эндоскелет.
Алек перепугался: с ним что-то не так. У нормальных людей нет такого в теле! Нормальные люди умирают от вскрытых вен, а не продолжают болтать как ни в чём не бывало с сумасшедшим куратором.
— Что это значит? — пролепетал он.
— Это школа для роботов, Алек. Других роботов, кроме вас, здесь нет.
====== Глава 11 ======
Мальчики сидели под лестницей возле «Технического помещения», и Алек, всхлипывая, наблюдал, как Каспер перевязывает рану на его руке лоскутами от запасной рубашки (со словами: «Мне выдадут новую», он разорвал её на части и теперь применял в качестве бинта).
Алек, вытирая мокрые щеки об коленки, ныл что-то про «необработанную рану» и «потом будет заражение», но Каспер на все его доводы флегматично отвечал:
— Ничего с тобой не случится.
Алек так долго плакал — до судорожных вздохов — что Каспер, скептично окинув взглядом его опухшее лицо, будто бы дал дружеский совет:
— Тебе нужно отключить шестую схему, Волков, а то начнешь болеть человеческими болезнями. Депрессии, панические атаки, прочая херь… Слышал о таких? Это, кстати, единственное, чем ты можешь заболеть. Таковы издержки наличия сознания.
Каждый раз, когда Алеку казалось, что его ничем больше не получится удивить, Каспер вываливал на него новую информацию.
— Я не могу заболеть? — переспросил юноша.
— А ты болел когда-нибудь? — поинтересовался Каспер.
Алек, хорошенько покопавшись в памяти, обрадовался:
— Да! Ветрянка в четыре года!
Куратор засмеялся:
— В четыре года? И как ты выглядел в четыре года?
Алек не понял его вопрос.
— Как… как четырехлетний.
Каспер хмыкнул со знанием дела:
— Ну, видимо, тебя обманули.
Алек, нахмурившись, выдернул руку из его ладоней и, натянув колючий рукав пиджака на перебинтованную рану, сказал:
— Всё равно ничего не сходится. Я не робот. У меня кровь, и шрам вот здесь, — он показал на бровь, — и еще меня иногда тошнит, и я умею ходить в туалет, я даже прямо сейчас хочу писать.
— То, что твой организм имитирует человеческий, еще не значит, что он человеческий.
— Что значит имитирует?
— Это значит, что ты просто калькулятор, частично состоящий из биологических тканей.
Алек, расплакавшись, в сердцах пнул Каспера подошвой ботинка по колену и плаксиво проканючил:
— Не говори так!
Куратор, болезненно поморщившись, отодвинулся подальше (чтобы ноги Алека не добивали до его колен) и спросил с ласковой издевкой:
— Ну, что ты как маленький? Ты же робот, в тебя вшита тысячелетняя мудрость…
Алек на секундочку замолк.
— Правда?
— Неправда. На самом деле, ты глуповат даже для робота.
— Да хватит издеваться! — из глаз опять брызнули слёзы, и Алек стыдливо вытер их манжетой пиджака.
Каспер снова засмеялся, но не в свойственной ему манере — без злобной иронии, а как-то… по-доброму что ли. Как Иво иногда смеялся. Как папа подшучивал.
Воспоминания об отце болезненно кольнули Алека и он с искренней верой в свою правоту спросил:
— Мой папа это… это ведь из-за меня? Чтобы мне ничего не сделали, да? Он просто пошел на уступки?
— Ничего не знаю насчёт тебя, — вздохнул Каспер. — Но в прошлом году на Посвящении я видел его же.
— В прошлом году? — выдохнул Алек. — Такого быть не может! Он чинит микроволновки!..
— Очень смешно.
— Я серьёзно!
— Какие микроволновки? Вы из прошлого века?
— Обыкновенные микроволновки, — беспомощно откликнулся Алек.
Каспер, приблизившись глаза в глаза, как для поцелуя, внимательно оглядел лицо юноши, но вместо того, чтобы чмокнуть в губы, спросил:
— Алек, а кто-нибудь еще помнит, как ты в четыре года болел ветрянкой?
— Мама с папой помнят… — нахмурился мальчик, на всякий случай отодвигаясь назад.
Целоваться он был не готов, хоть и начал с теплотой подмечать, что обрёл в устах Каспера имя.
— А друзья у тебя есть? С детства. Из твоей школы.
Алек повспоминал: вроде был какой-то мальчик в начальной школе — сидели за одной партой, в гости друг к другу ходили, но имя совсем забылось. А потом, в пятом классе, общался с девочкой из шестого — с Юноной. Они жили неподалеку, возвращались вместе из школы, а по утрам, если был выходной, выгуливали её йоркширского терьера. И Рози, конечно, была — с которой он встречался и ходил в кино. Но все они куда-то пропали, он уже и вспомнить не мог, почему переставал общаться с одним или с другим. Может, интересы расходились? А может, еще что…
Каспер продолжал задавать наводящие вопросы:
— По тебе кто-нибудь тоскует там, пока ты здесь?
Алека охватило чувство странного ужаса: ну почему, почему он никого не может вспомнить? У него же были какие-то одноклассники: Август, Йохан, Ники… Все их лица, вроде бы такие знакомые, легко воображались на школьной фотографии или в выпускном альбоме за четвертый класс, а возьми в отдельности: Йохан — какой он был Йохан? Всё расплывалось, как во сне. Черты лица становились неузнаваемыми, смазанными, чужими, будто Алек выдумывал их находу. Может, всё это и есть сон?