Самый худший кошмар в его жизни.
— Каспер, я почти никого не помню, — с ужасом пролепетал Алек.
— Ты ничего о себе не знаешь, — то ли спросил, то ли сказал куратор. В его голосе Алеку почудились нотки сочувствия.
— А ты что-нибудь обо мне знаешь?
— Да, — негромко сказал он. — Но лучше тебе узнать самому.
Случившееся за последний час навалилось на юношу, как скатившаяся лавина с гор: медленно она подступало к нему, будто бы издалека, а потом — раз — и снесла с ног, не оставив даже шанса на спасение. Какое у него теперь может быть спасение? Он — никто. Электронно-вычислительная машина. От смартфона в своём кармане отличается только долбаной шестой схемой — чем бы она ни была.
Каспер прав: он всего лишь калькулятор. Калькулятор, который может расплакаться от обидных слов или разозлиться от плохих событий. Калькулятор, который бы он, Алек, никогда себе не купил, потому что лучше других знает, как умеет лгать, недоговаривать и искажать. Он удивительно неточная машина.
Вытерев слёзы с щек, Алек всхлипнул, поворачиваясь к Касперу:
— Как мне узнать о себе?
Подумав секунду-другую, куратор отодвинул в сторону электрошокер, прицепленный к ремню, и показал белую карточку, висящую на рулетке сразу за ним:
— У меня есть пропуск от архива с личными делами. Там есть и твоё.
— Ты меня проведешь?
— Если хочешь идти, идём сейчас, иначе я запутаюсь в записях.
— Каких записях? — спросил Алек, поднимаясь на ноги. Сейчас — значит сейчас.
Каспер поднялся следом, бегло объясняя:
— Ну, камеры, прослушки… Легче удалять всё разом.
— У тебя есть доступ к ним? Ты это контролируешь?
Каспер, довольный собой, подтвердил:
— Я это контролирую, но… — он развел руками, — доступа у меня нет.
.
В школе было тихо. У всех ребят шли уроки (Алек с сочувствием думал об Иво: как он там?), и только они с Каспером шагали по темным коридорам в сторону архива. Каспер сказал, это на первом этаже «прямо-прямо и налево». Алек шёл, не следя за дорогой: он разглядывал свои ноги, пытаясь понять, как они ходят. У него внутри ног металлические палки, которые делают раз-раз и получается шаг. Странно.
Когда они повернули налево, то сразу, на углу, уперлись в нужную дверь: Алек сотни раз ходил мимо неё, но из-за таблички: «Помещение технической документации», даже не думал присматриваться — кто такое пишет на табличках, эту канцелярскую скукоту?
Предварительно посмотрев по сторонам, Каспер потянул за белую карточку на поясе и приложил её к считывателю. Контроллер мигнул зеленым светом, и тяжелая дверь отъехала в сторону. Когда они с Алеком шагнули в просторное помещение архива, роботизированный женский голос за их спином объявил:
— Фиксирую: два человека.
У Алека сначала больно кольнуло в груди при слове «человек», и только потом — сжалось от страха. Чего это она их считает?
Каспер же, посмотрев в угол и наверх, сердечно попросил:
— Не выдавай нас, пожалуйста.
Голос ничего ему не ответил. Алек озадаченно посмотрел на юношу:
— Ты с кем разговариваешь?
— С техникой, — просто ответил Каспер. — Мы старые друзья.
В центре архивной комнаты стоял аппарат с массивным прямоугольным экраном — будто телевизор положили плашмя и укрепили на тонкой ножке-подставке. В глубине комнаты стояли шкафы, датированные разными годами, но Каспер к ним не пошел — сразу двинулся к экрану.
Алек огляделся вокруг: темно, свет исходил только от экрана и небольших ламп прямо над шкафами. В воздухе почему-то стоял запах свежей принтерной бумаги — хотя самой бумаги видно не было.
— Всё оцифровано, — объяснил Каспер, нажав на сенсорный экран и вызвав панель поиска. — Но если любишь бюрократию, можешь покопаться вон там, — и он, усмехнувшись, кивнул на шкафы.
Алек пристроился рядом, и, когда куратор начал вводить на экране присвоенный ему номер, задрожал от противного страха. Как это вообще возможно, что он, робот, так сильно боится, так муторно тошнит, так тягостно изнывает от горя? А еще, кажется, вот-вот описается от нетерпения и ужаса, что вообще ни в какие ворота. Почему он такой глупый, непрактичный, дурацкий и неправильный калькулятор? И кому, самое главное, он таким сдался?
— Ну что, готов? — спросил Каспер, занеся палец над нарисованной лупой.
Алек сглотнул.
— К такому нельзя быть готовым.
— И то верно.
Он нажал на лупу, в центре экрана закрутилось колесико: поиск информации об образце 0945 начался.
Нет, он сейчас точно шмякнется в обморок — ну какой из него робот?
На экране появилась его фотография, как в паспорте: прилизанный, в белой рубашечке, он смотрел прямо в камеру большими напуганными глазами. Он не помнил, как делалось это фото, но ведь в паспорте вклеили его же… Он получал паспорт? Наверняка. А как? Когда? Вроде и вспоминается Центр Оказания Услуг на углу улицы имени Матео Матеосовича, а вроде и никаких четких картинок не всплывает. Что ж такое с его дурацкой памятью?
Под фотографией большими цифрами был указан его серийный номер, совпадающий с номером, которым его называли в «Люксферо», а ниже, гораздо мельче, значилось: «Присвоенное имя: Алек Волков». Перед глазами всё расплывалось, поэтому мальчик выхватывал информацию кусками, обрывочно — то, что первым попадалось на глаза.
Инженер-робототехник: Стефан Волков
Модель: Miletus
Версия: 162.3.4.15
Предназначение: Электронно-вычислительный биоробот для выполнения расчётов, необходимых при обработке больших массивов данных. Способен к быстрому вычислению распределений, отклонений, корреляций, средних значений.
Шестая схема: есть
Год сборки: 2040
Алек отшатнулся от аппарата и посмотрел на Каспера с таким возмущением, словно тот был личным составителем его анкеты:
— Тут ошибка. Я другого…
Он хотел сказать: «другого года рождения», но вспомнил, что больше не имеет права на термин «рождение». Теперь у него «год сборки».
— Я не с этого года, короче.
Каспер покачал головой:
— Не думаю, что это ошибка, роботов сложно укрывать. Господин Волков был понижен в должности этим летом — сразу же, как ты был обнаружен.
— Понижен? — переспросил Алек. — А кем он был?
— Главным инженером.
Алек помотал головой, пытаясь стряхнуть с себя этот бред.
— Стоп, всё не так! — воскликнул он. — У меня куча воспоминаний о своей жизни! Я существую давно! И мой папа чинил микроволновки всё время, что я его знаю! И если он как-то и замешан в происходящем, то только потому, что пытается спасти нас с мамой!
— К сожалению, это не так, — сдержанно ответил Каспер.
— Я тебе не верю!
— Если ты хочешь знать моё мнение…
— Не хочу!
Но Каспер всё равно его сказал:
— …я думаю, на твою карту памяти записаны ложные воспоминания.
— Что значит ложные?! — взвинтился Алек.
— Это значит ненастоящие. То, чего не было на самом деле. Или было, но не с тобой — например, переписанные от другого человека. А может быть, и те, и другие.
От переизбытка информации Алек начинал закипать:
— От какого! Другого! Человека!
Каспер вздохнул:
— Я точно не знаю, но говорят, у господина Волкова был сын, умерший при неизвестных…
Алек взвыл, резко отходя в сторону и закрывая лицо руками, а Каспер, сделав паузу, закончил:
— …обстоятельствах.
Алек сел на холодный пол и заплакал, совсем не таясь — хотя раньше он бы постеснялся так откровенно лить слёзы при другом человеке. Он откинулся на спину, прижал ладони к глазам и захныкал, не понимая, как всё это — жидкость, текущая из его глаз, вязкая слюна во рту, а самое главное: мучительная, ни с чем не сравнимая боль в том непонятном месте, которое люди называют «душой» — как это всё может быть ненастоящим, принадлежащим «шестой схеме», а не ему, человеку? Он ощупывал своё лицо: кожу под подушечками пальцев, ресницы и брови, глаза, рот и нос — всё было таким настоящим, что Алек не переставал терять надежды, что Каспер вдруг скажет: «Ладно, на самом деле, всё это — большая шутка». Он бы даже не стал обижаться — только бы скорей этот подлец признался, что шутит…