Алек нашел среди своих вещей два больших платка: один красно-синий с логотипом полонского футбольного клуба «Крикс», второй — черный, с очертаниями человеческого черепа. Первый он взял себе, а другой отдал Касперу, и они завязали их на затылке, закрывая лицо наполовину.
Они надели толстовки, натянули на головы капюшоны и посмотрели друг на друга, убеждаясь: в таком виде они точно заинтересуют патрулирующих город УПП-шников. Но от них, по крайней мере, можно убежать, в отличие от всевидящего ока.
— Возьмем флайборды, — предложил Алек. — Тогда будем выглядеть, как подростки.
Он даже не обратил внимания на эту оговорку: он, шестнадцатилетний, уже перестал считать себя таковым. Казалось, он очень взрослый. Старше своих родителей. Старше всех, кого он знает.
Флайборды — летающие доски на антигравитаторах — хранились в кладовке. Один был постарее — Алек катался на нём в начальной школе, а другой родители подарили на четырнадцать лет. Каспер выбрал первый, с мультяшным рисунком лисёнка Вилли — Алека это умилило.
На окраинах Зеленых Садов стояли старые, трёхэтажные дома, появившиеся здесь в доиновационную эпоху. Они считались устаревшими еще в нулевых, когда родители Алека были детьми, а теперь — и подавно, но их не сносили благодаря малоэтажной постройке. Чем ближе ребята подбирались к центру, тем плотнее их окружала новейшая архитектура столицы: стеклобетонные дома с воздушными переходами и парковками на крышах.
Они скользили по воздуху — Каспер чуть впереди, Алек сзади — и запоминали каждую камеру, встречающуюся им на пути.
— Думаю, у них единый центр управления, — сказал Каспер, оборачиваясь на Алека. — Если бы я понял, где он находится, я бы мог его вырубить.
— И что потом?! — спросил мальчик, перекрикивая встречный ветер.
— Потом — угнать еще одну чиновничью тачку и лететь сразу к Перенополю.
— А если собьют? — Алек, подлетев к Касперу, поравнялся с ним.
Тот только пожал плечами:
— Может и собьют. Но если отключить им систему слежения, они растеряются. Это поможет выиграть время.
На подъезде к центральной площади юношей встретила красочная вывеска с развлекательными мероприятиями: интерактивная выставка роботов, уроки рисования в виртуальной реальности, джазовый концерт под открытым небом и… приглашение на казнь.
В шестнадцать ноль-ноль на главной сцене города (сразу после джазового концерта) должна состояться публичная казнь.
— Ого… — выдохнул Алек, разглядывая вывеску.
— Нужно сходить, — хмуро сказал Каспер. — Это может быть связано с «Люксферо».
— В этом случае, казнили бы нас, — невесело заметил парень.
Куратор негромко ответил:
— Думаю, это точно есть в их планах.
Алек, на всякий случай, натянул платок повыше, почти на глаза.
После джазового концерта толпа не расходилась: люди в предвкушении ждали, кого же выведут на сцену. Солдаты в масках с ружьями наперевес выстраивались перед зрительным залом, и Алеку делалось не по себе от их спокойного, умиротворенного вида: словно не им предстоит через несколько минут убить человека. В то же время, его охватывало беспокойство: наверное, он стал таким же. С таким же безмятежным равнодушием он научился реагировать на кровь и убийства — выстрели Каспер в любого из присутствующих, и у Алека даже не хватит сил удивиться.
Когда на сцену вывели мужчину в белой хлопковой рубахе и таких же белых штанах, по залу пошли шепотки: «Кто это? Ты его знаешь? Это не наш сосед?». Алек сощурился, приглядываясь: они заняли места в последнем ряду, приходилось приподниматься на скамейке, чтобы смотреть поверх голов. Мужчина стоял боком, с закрепленными за спиной руками: когда он повернулся спиной к зрителям, чтобы что-то спросить у сотрудника УПП, Алек увидел лысину, и страшная догадка заставила его покрыться холодным потом. Когда УПП-шник силой развернул преступника лицом к залу, сомнений больше не оставалось: это он. Это его отец.
Он сдавленно охнул, и Каспер зажал ему рот, опасаясь громкой реакции.
— Тише, — попросил он.
Алек пробубнил в его ладонь:
— Это папа…
— Заткнись. Не говори об этом.
Алек замолчал, чувствуя, как слеза, стекая по щеке, падает на пальцы Каспера и продолжает свой путь по ним. Он был уверен: это происходит из-за него. Папу казнят из-за него. Неважно — из-за его создания или из-за его побега — так или иначе, если бы не Алек, на сцене бы сейчас никто не стоял.
Из динамиков раздался голос судьи, оглашающий приговор. Во время публичных казней ни один государственный служащий не показывал своего лица: военные прятались за масками-балаклавами, а судьи и прокуроры — за динамиками и наноусилитеями.
Голос сообщал, что его отец — Стефан Волков — обвиняется в государственной измене. Будучи инженером-робототехником, имеющим доступ к секретным государственным разработкам в области роботостроения, он воспользовался служебным положением в личных целях, и создал запрещенный образец биоробота, наделенного шестой схемой. За это он приговаривается к высшей мере наказания — смертной казни.
Монотонно зачитав эту информацию, голос скучающе поинтересовался, хочет ли он, Стефан Волков, сказать своё последнее слово?
Папа говорил тихо — себе под нос, но его было слышно даже на последних рядах. Алек догадался: наноусилитель.
— Это несправедливо, — произнес он с искренним сожалением. И повторил: — Это несправедливо. Я хорошо делал свою работу.
Он замолчал. Солдаты возвели ружья, а Алек зажмурил глаза. Каспер потянул его к себе, и он, прильнув к парню, спрятал лицо в ложбинке между шеей и плечом. Мальчик почувствовал, как ладонь куратора закрыла ему левое ухо (правым он прижимался к нему), и в этот момент раздалась вереница выстрелов.
Услышав глухой удар тела о сценический подиум, Алек расплакался навзрыд, как ребёнок.
Он сидел, уткнувшись в Каспера, не меньше минуты, а когда снова открыл глаза, не обнаружил ни тела, ни крови — словно всё услышанное и увиденное ему померещилось. Каспер сказал, что тело уже унесли.
Утерев слёзы, Алек вгляделся в декорации сцены: на большом экране крутили музыкальную рекламу самоочищающегося покрытия для полов.
Комментарий к Глава 21 Извините за задержку, был занят ковидом ❤️
====== Глава 22 ======
Алек не смог рассказать матери, что произошло на площади. Когда они вернулись домой — Алек с разводами слёз на щеках, а Каспер — со смесью скуки и раздражения на лице — мама со свойственной ей тревогой спросила:
— Что случилось?
Алек поднял на неё взгляд, отчего-то вспомнил свадебную фотографию в родительской спальне: мамино лицо спрятано за фатой, у отца густая кудрявая шевелюра; они улыбаются, глядя друг на друга, словно верят: любовь всё победит. На том фото они молоды и счастливы, мир кажется большим и добрым, а жизнь — вечной.
Он не смог ей ответить.
Вместо этого он огрызнулся так, как привык огрызаться за последние дни:
— Какая тебе разница, ма?
Раньше он говорил «мама». Полным словом.
Она потеряно посмотрела на Каспера, но и он промолчал, проходя в комнату следом за Алеком.
— Ты планируешь ей рассказать? — негромко уточнил Каспер.
Алек повел плечом:
— Может, позже… Сначала я хочу расспросить про настоящего… — он запнулся. — Про предыдущего Алека.
Ночью он плохо спал: в кошмарах видел себя то отцом, то палачом, то убегал от расправы, то сам наводил пушку на папу, вслушиваясь в скучающие интонации судьи. У судьи почему-то был голос Каспера. В одном из спутанных кошмаров он вернулся домой и обнаружил маму мертвой — она, застреленная, лежала в гостиной, а над ней на диване сидел Каспер с пистолетом в руке. На его щеке был закреплен наноусилитель, в который он наговаривал: «…Стефан Волков воспользовался служебным положением в личных целях, и создал запрещенный образец биоробота, наделенного шестой схемой…», и голос Каспера транслировался на центральную площадь прямо из их квартиры.