Глава восемнадцатая
Земская реформа началась, как шаг навстречу самым потаенным мечтаниям либералов. Отныне уездные земские собрания, переименованные в уездные земские советы, избирались — на равных правах — абсолютно всеми, имеющими гражданские права. Только вот толкование этого термина либеральной интеллигенцией и Её Величеством Государыней-Императрицей Александрой Федоровной разошлось самым решительным образом.
Елка и Аликс понимали права как оборотную сторону обязанностей.
Новые законы, один за другим появлявшиеся в повестке Государственного Совета — который, по статусу, являлся не только заповедником для отставников, но и "законосовещательным органом" при Его Величестве — вызвали в империи шок. Равные выборы! Распространение земской системы самоуправления на все губернии и области России! Дарование земству права сносится между собой! Создание земского газетного треста, не просто дарованное в правах, но вмененное земству в ОБЯЗАННОСТЬ!
Превращение земских участковых в "префектов", начальников уже не волостной, а уездной администрации! Имеющей уже одни только административные права!
Выборность председателей уездных и губернских земсоветов гласными этих советов!
И новое "Уложение о гражданстве и подданстве"!
"Уложение", подписанное императором в феврале 1896 года и вступающее в действие с 01.01.1898 года, гласило, что право избирать имеют все душевно здоровые подданные Империи, достигшие возраста 21 года… Прошедшие службу в рядах Вооруженных Сил Российской Империи! А все лица, таковой службы не прошедшие, или прошедшие, но впоследствии приговоренные судом или именным императорским указом к лишению прав, объявлялись не гражданами, но подданными. Подданные не имели права не то, что выдвигать себя кандидатом на выборную должность, но и вообще участвовать в выборах. А также — претендовать на казенные должности.
Это было уже слишком!
Интеллигенция, похоже, вообще не понимавшая про обязанности, но зато досконально знавшая права, ВЗВЫЛА. Ещё громче возопило смертельно уязвленное дворянство. Да и мещанство с купечеством отстали ненамного. Возмутились все — от махровых консерваторов, для которых даже Победоносцев был слишком либерален, и до радикальных социал-демократов, со дня на день ждавших Революцию.
Евроцентристы, в принципе, готовы были согласится с тем, чтобы от кандидатов на выборные и казенные должности требовать опыта службы "в рядах". В конце концов, офицерский чин или звание унтер-офицера запаса для таких лиц были практически обязательны — в столь милой их сердцу Европе.
Однако требовать того же самого от избирателя?!! Неслыханно!
Как уже сказано, во всей Империи имелось около сорока тысяч офицеров. Точнее, полторы тысячи генералов и 44 тысячи офицеров, военных врачей и военных чиновников. Собственно строевого офицерства — тридцать пять тысяч. И тысяча двести строевых генералов. Ежегодный выпуск военных училищ — 2,4 тысячи офицеров. С 1886 по 1894 годы в армию записывалось ежегодно 6–7 тысяч вольноопределяющихся, что давало около пятидесяти тысяч прапорщиков запаса "нового образца": до 1886 года вольноопределяющиеся служили не год, как ныне, а шесть месяцев, что приводило к слишком слабому знанию ими своих обязанностей.
При этом всего в запасе числилось до 3,5 миллионов человек, что давало в мобилизованную армию около 5 миллионов обученных бойцов — считая с казачьими частями. Зная арифметику, мы легко вычислим, что из примерно трех с половиной миллионов человек, имеющих права граждан, примерно 3,3 миллиона будут нижними чинами. То есть, в большинстве своем, крестьянами.
Именно на это обожаемая Санни и указала своему драгоценному Ники, когда тот, подзуживаемый своими дядюшками, бывшими наставниками (особенно опять усердствовал Победоносцев) и министрами, начал было приводить резоны, и ему самому казавшиеся верными.
Тем более, что и покойный папенька права земства именно всемерно ограничивал!
Солнышко же уверило сомневающегося монарха, что крестьяне — в отличие от всех прочих сословий — есть естественная опора трона. Наиболее надежная из всех. О дворянстве или интеллигенции такого сказать совсем нельзя. Они — не просто шаткая опора. Они — "трость повапленная". Та самая, на которую стоит лишь опереться, как она тут же ломается, пронзая руку, её держащую.
Именно от того-то они все и дрожат — что государь наконец-то найдет себе прочную опору.
И перестанет нуждаться в их предательских услугах.