Оставалось утешаться только успехом и относительной дешевизной переговоров с Ли Хунь-чжаном — всего-то два миллиона авансом и еще два — по исполнении договора. А за эту весьма скромную сумму Россия получила КВЖД практически на своих условиях (включая снижение на треть таможенных пошлин с товаров, ввозимых или вывозимых по дороге, отказ от вмешательства в тарифы, освобождение доходов дороги от всяких сборов и налогов, а также множество иных приятных мелочей) и соглашение о взаимной военной помощи — против нападения Японии на китайскую или корейскую территорию или русские владения на Дальнем Востоке.
Договор, названный Московским, был подписан 22 мая.
По традиции, царь мог въехать в Москву только за день коронации, так что по прибытии царственной четы им пришлось уединиться в пригородном Петровском дворце — в то время как москвичи красили и белили здания, украшали двери домов зелеными ветвями и вывешивали из окон триколоры и черно-золотые имперские стяги. Ежечасно в городе прибывало несколько тысяч человек, приехавших в Москву поглазеть на коронацию. Ехали в Златоглавую казаки и крестьяне, сибиряки и кавказцы, купцы, дворяне, офицеры…
В полдень 25 мая, день официального въезда Николая в Москву, солнце сияло на стеклах и куполах церквей, отбрасывало сотни веселых солнечных зайчиков, отражаясь в начищенных до золотого блеска касках и кирасах и серебряных ножнах палашей возглавлявших процессию кавалергардов, конногвардейцев и кирасиров, за которыми следовали алые лейб-казаки. За ними ехали "знатные люди московские" в золотых чиновничьих галунах и малиновых орденских лентах через плечо, обвешанные украшенными сверкающими драгоценными камнями звездами и крестами, потом, уже пешим порядком — придворный оркестр, царская охота и придворные лакеи в красных, по колено, штанах и белых шелковых чулках.
Появление придворных в раззолоченных мундирах предвещало появление царя. Николай ехал один, на белой лошади, одетый в простой военный мундир, наглухо застегнутый до подбородка. Его лицо было напряжено и бледно от волнения, он правил левой рукой, в то время как правая застыла у козырька в постоянном воинском салюте. Позади царя опять ехали группы всадников — великих князей и иностранных принцев, следом с грохотом катились кареты: в первой, запряженной восьмеркой белых лошадей золоченой карете Екатерины Великой, сияя улыбкой и кланяясь, сидела вдовствующая императрица Мария Федоровна. Верх кареты украшала копия царской короны. Позади, во второй карете, также отделанной золотом и запряженной восьмеркой, сидела молодая императрица, наряженная в белоснежное платье, расшитое драгоценными камнями. Весь семиверстный парадный путь, обрамленный шеренгами войск, состоял для этих двоих только повороты направо и налево, поклоны и улыбки. К тому моменту, когда кареты въехали в Никольские ворота, Александра была вымотана так, что чуть не падала — это было похуже, чем тренировка в двухпудовых рыцарских латах!
Главный день начался для Александры на рассвете, а закончился уже далеко за полночь. Официальное шествие, затем занявшая пять с лишним часов коронационная церемония, потом торжественный банкет, после которого монаршая чета должна была потратить остаток дня на забившие огромные кремлевские залы толпы гостей, каждого из которых надлежало приветствовать!
"Королева в восхищении!"
Завершался же день 26 мая Большим Коронационным Балом — Кремль был залит светом и музыкой, вызывающе открытые платья дам, их тиары, ожерелья, браслеты, кольца и серьги, украшенные иногда камнями размером с птичье яйцо, широкий воротник мундира Ники, усыпанный целыми созвездиями бриллиантов, почти достигающими груди, и в тон ему широкий пояс её платья, также с бриллиантами на талии… Даже истекший день, бывший свидетелем потрясающего блеска и богатства, совершенно поблек перед алмазным великолепием полуночного бала.
Следующий после коронации день посвящен был народному увеселению — измотанные событиями предыдущего дня высшие круги должны были проснуться не ранее обеда. Но пришлось подниматься раньше — в половине девятого утра пришла весть о страшном смертоубийстве на Ходынском поле. В давке за грошовыми сувенирами, которые должны были там раздавать с одиннадцати часов, погибли многие тысячи человек. Неудивительно, если собралось на том поле, по подсчетам московской полиции, более полумиллиона москвичей и гостей столицы. Вместо народного гуляния получилась кроваво-алая подкладка под императорскую корону — весьма недоброе предзнаменование для грядущего царствования.