От истерики её уберегло только появление Ксении, сестры Ники и лучшей подруги предыдущей хозяйки её тела — мобилизованной заботливым женихом для наблюдения за состоянием "драгоценной голубки"… "Голубки", подумать только! Елка выкинула подальше охватившую её зависть и вернулась к своим мыслям. К сожалению, избавиться от Ксении так же легко не получилось — она была полна энтузиазма и намерена любой ценой "облегчить страдания". Последовательно отвергнув предложения принести поесть, попить, почитать что-нибудь вслух, поиграть в карты, шахматы и шашки, она взбеленилась и выставила её вон. Ксения убежала в слезах, но не успела Елка издать облегченный вздох и устроиться поудобнее, как прискакал встревоженный Ники с профессором на буксире. Попытка объяснить им, что она хочет просто отдохнуть, без всяких книг, игр и слишком уж заботливых сестриц, оказалась так утомительна, что она заснула на полуслове.
Глубокий спокойный сон освежил Елку и как-то примирил её с действительностью. То есть с тем, что ей сейчас КАЗАЛОСЬ действительностью. Ну и что? Ещё, кажется, Лем писал, что если ваши галлюцинации настолько реальны, что их невозможно отличить от реальности никакими имеющимися средствами, то следует считать их реальностью и действовать согласно предложенным обстоятельствам. Хотя, может быть, это написал и не Лем… Но это не принципиально.
Важно то, что ей двадцать два, что она — принцесса и помолвлена с цесаревичем, который скоро, уже через несколько… дней? часов?.. станет Императором и Самодержцем Всероссийским, Царем Польским, Великим Князем Финляндским и прочая, и прочая, и прочая. О, Боже! Императрица!!!
И — о, Боже! Через двадцать четыре года, в июле одна тысяча девятьсот восемнадцатого, она будет расстреляна в подвале екатеринбургского дома купца Ипатьева — вместе с мужем, пятью детьми и кем-то из приближенных…
Эта мысль вызвала у отброшенной в глубины мозга Аликс вспышку чувств настолько сильных, что они больше напоминали взрыв. Потрясение было так велико, что ей даже удалось на несколько секунд перехватить контроль над натянутыми между двумя разумами проводниками, по которым Елка могла добраться до её воспоминаний. Теперь уже Аликс с той же леденящей бесцеремонностью вскрывала воспоминания Елены…
Ольга.
Татьяна.
Мария.
Анастасия.
Алексей!
Имена — как удары. Как молот, крушащий Печати Судного Дня.
Знать свою судьбу — страшно. Знать судьбу своих близких, и быть не в силах…
Или — в силах?
Аликс всегда верила в свою Звезду, в Высокую Судьбу… И вот — это.
Спасти себя, любимого, детей — и ещё миллионы, десятки миллионов. Жизни людей, сожранных — в той, УЖЕ ПРОШЛОЙ Реальности — двумя Мировыми и одной Гражданской, Коллективизацией и Террором, Перестройкой и Реформами… Может ли быть судьба выше?
Но кто тогда эта бесстыжая женщина? Ведь не пристало ангелам божьим вселять себя, подобно бесам, в тела человеческие, творя одержимых? Или — пристало? Или такими и должно быть пророкам и мессиям? Но даже и так — почему не чистый ангел, а вот такая, многогрешная?
"Ты о грехе-то не очень, а то и я чего-нибудь припомнить могу. Распутина, например…"
"А кто это?"
"Да был один такой… Мужчина твоей жизни, можно сказать…" — Елка мысленно представила, как собирает все, известное ей о Гришке, в один большой грязный комок, и швыряет его в голову этой… принцессе. Материализовавшийся прямо в воздухе небольшой томик в кожаном переплете с непристойной инкрустацией, коротко блеснув золоченым обрезом, канул в сумрак. В ответ, разрывая в клочья густую тень, прорвался всплеск чистой ярости — как кинокадр: волна огня катится по туннелю.
"Это ложь. Я не могла докатится до… до ТАКОГО".
"А после четырех дочерей и сына, больного гемофилией? Такое испытание могло свести с прямого пути кого угодно — а ты всегда была слишком уж… экзальтированна в религии. Но нам сейчас нужно думать не об этом".
"Да. Но ты, я вижу, не уверена?"
"Я вполне уверена, что никаких Витте, Родзянок, Гучковых и прочего либерального мусора России не надобно. Хватит уже два раза в одну и ту же воду ходить! Сначала Витте, потом Чубайс, сначала Пуришкевич, потом Жириновский, сначала свора великих князей, потом свора олигархов… Да, извини, конечно же, ты их не знаешь. Лови" — ещё три блока летят через сумрачный туннель, один из них раскрывается в полете, трепеща страницами в спертом воздухе.
"Понимаю. Действительно, Витте и этот ваш… Чубайс… в чем-то похожи. Очень".