— Давно пора, — профессор на мгновение забылся: воспоминания о многократных и всегда тщетных попытках избавить Россию от "классических" гимназий и "латинской заразы" были мучительны. А столкновения с юнцами, вышедшими из стен этих "учебных" заведений, иной раз доводили профессора до инфаркта. Попытка Толстого вывести породу "практических людей" обернулась несколькими поколениями прекраснодушных мечтателей, абсолютно уверенных в том, что солнце восходит на Западе. Расходились либералы только в одном. И целые поколения их ломали копья в бессмысленном споре о том, какая модель основного закона для России лучше — французская или британская?
— Вы правы. Вопрос назрел.
На столе лежала наполовину опустевшая папка и три тонких стопки документов, различающихся цветом скрепок. Василий Осипович знал, что это должно что-то означать — императрица никогда не делала чего-либо просто так — но отнюдь не стремился узнать, что именно. Хотя… удобный метод. Александра Федоровна достала из ящика еще одну папку, тоненькую и совсем новую, затем выдернула оттуда же несколько чистых листов бумаги с личным вензелем в верхнем правом углу, и сразу же начала покрывать первый из них своей неповторимой скорописью.
— Из высвободившихся таким образом двух тысяч шестисот часов курса… Отечественная литература получит дополнительно шестьсот часов, география — двести. А тысячу восемьсот часов займет история отечества. Вам, профессор, поручается написать учебник, по которому её будут преподавать. Здесь некоторые наметки и предварительные условия договора, ознакомьтесь…
В тонкой папке лежали четыре листа, на первом из которых, прямо под украшавшей верхний левый угол эмблемой Секретариата Ея Императорского Величества, горели алые строки: "России безразлично, во что ты веришь. Ей важно, чтобы ты чтил величие её прошлого и чаял и требовал величия для её будущего, чтобы благочестие Сергия Радонежского, дерзновение митрополита Филиппа, патриотизм Петра Великого, геройство Суворова, поэзия Пушкина, Гоголя и Толстого, самоотвержение Багратиона, Нахимова, Корнилова и всех миллионов, умиравших за Россию, были для тебя святынею. Ибо ими, этими святынями, творилась и поддерживалась Россия, как живая соборная личность и как духовная сила. Ими, их духом и мощью, мы только и можем двигаться вперед".
Ниже были плотно уложены строки печатного текста, зверски изуродованного неведомым машинописным агрегатом. Учебник предполагался в четырех томах и пяти книгах по двадцать два-двадцать пять авторских листов. Первый том, "Славяне и Древняя Русь", будет обнимать примерно полторы тысячи лет, период от скифов и киммерийцев до Татарского Ига. Во втором, "Московское Царство", должна поместиться история за три с половиной века, от Батыя до Смутного времени. Третий том — "Эпоха решительной модернизации", от Смуты до смерти Петра. Четвертый том, "Империя", должен быть разбит на две части: "Гвардейское столетие", с 1725-го по 1825-й годы, и "Новейшая история" с начала царствования Николая I до смерти Александра III. Срок исполнения — лето будущего года. Чтобы учебник был готов к сроку, предполагалась выплата аванса в размере двенадцати тысяч рублей, а также создание особого фонда для найма гражданских помощников и консультантов — некоторые помощники и консультанты будут предоставлены "от казны" вместе с выданными во временное пользование техническими средствами для быстрого написания: Секретариат ЕИВ предоставит профессору двух опытных стенографисток и одну пишущую машинку с машинисткой. Главными "казенными" консультантами будут офицеры генерального штаба из состава преподавателей АУЦ, собранные в специальную группу и ответственные за написание всех глав по истории войн и военных действий. Для поиска документов в архивах и библиотеках в помощь будет предоставлена группа вольнонаемных курсисток с бестужевских и университетских курсов.