Флетчер, конечно же, рисует «русские ужасы», намекая англичанам на то, что и в их отечестве существует угроза тиранического правления. Поэтому он нередко использует сплошь черную краску. Как уже говорилось, первые годы опричнины не знали массовых репрессий. Однако теперь, в ходе расследования по «делу Федорова» или, если угодно, по делу о «земском заговоре», опричнина стала трансформироваться. В 1568 году ее административные прерогативы оказались значительно расширены, а карательные функции возросли многократно. Здесь англичанин не отступает от истины.
Существовал ли на самом деле «земский заговор», сказать трудно. Действия польско-литовского командования показывают: какими-то сторонниками в русском лагере неприятель мог располагать. Однако «расследование» обернулось кровавой расправой, когда заодно с подозреваемыми предавали унижению и смертной муке невинных, в том числе женщин, слуг, детей.
Вот характерный отрывок из синодика репрессированных при Иване IV: «Григорий Кафтырев, Алексей Левашев, Севрин Баскаков, Федор Казаринов, инок Никита Казаринов, Андрей Баскаков муромец, Смирной Тетерин, Василий Тетерин, Иван Селиванов, Григорий, Иев, Василий, Михаил Тетерины, да детей их 5 человек, Осиф Тетерин, Князь Данила Сицкой, Андрей Батанов, Иван Поярков-Квашнин, Никита и Семен Сабуровы, Семен Бочин. Хозяин Тютин з женою, да 5 детей, да брат Хозяина, Иван Колычов, Иван, сын его, Иван Трусов… В ивановском Меньшом отделано 13 человек с Исаковскою женою Заборовского и с человеком, да у семи человек по руке отделано… Дмитрий и Юрий Дементьевы, Василий Захаров з женою, да 3 сына…»[47]
Видя всю эту кровь, все эти бесчинства, митрополит Филипп вновь возвысил голос против опричнины. Сначала он тайно увещевал царя, но не мог переменить монаршее настроение. Затем прилюдно, в храме, митрополит несколько раз отказывал Ивану IV в благословении. Отвечая на гневные слова царя, он произносил обличительные речи. Действия опричников и их царственного вождя для Филиппа выглядели как одно сплошное нарушение Господней заповеди любви. Он выступил, презирая смерть и не боясь потерять высокий сан. Он твердо стоял в истине. Так бывало полторы тысячи лет назад, когда римские императоры устраивали гонения на ранних христиан. И монарх, ярясь на главу Церкви, сломить его упорство не мог. Филипп – самая светлая фигура всей полувековой грозненской эпохи. Он подарил потомкам столь высокий нравственный образец, что его надо считать фигурой, как минимум равной первому русскому царю по своему историческому значению. А для монарха, высоко ценившего внешнюю сторону своей роли – благочестивейшего из христианских государей, хранителя истинной веры, – открытое осуждение со стороны первого из русских церковных иерархов стало убийственным по силе разоблачением… За неповиновение Филиппа подвергли неправедному суду, утопили в лжесвидетельствах и свели с кафедры. Казни подверглись несколько митрополичьих старцев, пострадала и его родня[48]. В декабре 1569 года бывшего митрополита, сосланного в тверской Отроч монастырь, убил опричник Малюта Скуратов[49].
В 1569 году подвергся аресту и был отравлен князь Владимир Андреевич Старицкий. Слишком уж часто недовольные связывали перспективу смены государя с его именем… Вместе с ним погибли от яда жена и дочь. Умертвили также слуг князя Владимира Андреевича. Историки не находят убедительных свидетельств реального заговора Старицких.
В том же 1569 году действительный изменник Тимофей Тетерин, связанный с главным врагом и публицистическим оппонентом Ивана IV князем А.М. Курбским, помог литовцам взять Изборск. Крепость быстро отбили, но на гарнизонных приказных людей пало подозрение в измене. В результате их обезглавили. Та же участь ожидала их коллег в соседних городах и крепостях. Царь заподозрил новгородцев и особенно псковичей в сношениях с неприятелем, стремлении передать свои города Речи Посполитой. В качестве превентивной меры он выслал несколько сотен семей из Пскова и Новгорода Великого. Но этого, как видно, ему показалось недостаточно. В течение нескольких месяцев готовился грандиозный карательный поход, целью которого было очистить от «измены» колоссальную область, лежащую к северу – северо-западу от Москвы. Реализация этого замысла принесла России самый тяжкий и самый кровавый шрам изо всех, нанесенных опричниной. «Северная экспедиция» стала апогеем террора и породила у соседей патологическую боязнь «московита», ярко отразившуюся в брошюрах и летучих информационных «листках» того времени.