Выбрать главу

Но в настоящем состоянии человека, образ Божий в нём – это драхма, сокрытая под грязью и нечистотою греха. Эта нечистота духа есть прямое следствие пристрастия человека к чувственно-материальной стороне бытия. Зло не есть что-либо реально существующее, оно есть результат самообмана человека, заблуждение его ума, когда последний полагает благо не в том, в чём оно в действительности заключается. Благо – в Боге, а человек ищет его в материи. В этом пристрастии к веществу и кроется источник духовной нечистоты человека. Но этого мало. Начало нечистоты человеческого духа следует искать гораздо глубже: можно сказать, что корень её лежит в самой двойственности человеческой природы, – именно, в метафизическом единении богоподобного духа с материальным телом. По мысли Григория, чувственно-телесная сторона человеческой природы, хотя и есть творение Бога, но она присоединена Богом к его духовной стороне только в предведении Им падения человека. Она есть столько же создание Бога, сколько и следствие падения самого человека. По своей идее, и, так сказать, первоначальному замыслу, человек есть чистый ангелоподобный дух.

Чтобы возвратиться в состояние первобытной чистоты и первозданной простоты духа, человеку необходимо сложить с себя всё чуждое, т. е. отрешиться от всей чувственно-материальной стороны бытия. Это отрешение предполагает два момента: во-первых, освобождение духа от пристрастия к веществу и самого вещества, и, во-вторых, отрешение от эмпирически-рационального содержания сознания. Первое достигается путём кафарсиса и носит ярко метафизический характер; второе – путём созерцания и запечатлено до известной степени спекулятивным характером.

По смыслу учения Григория Нисского, очищение от нечистоты есть не только освобождение от пристрастия к веществу, но и удаление от самого вещества. И чем решительнее и глубже порвет человек свою связь с веществом, тем ближе он будет к первозданной чистоте и простоте своего духа. Чтобы восстановить эту первобытную чистоту образа Божия в себе, человек должен «выйти из всего видимого», «стать вне вещественного мира», «выше всего мира», «отъять земную оболочку», «вещественную мглу от душевных очей», «отрешиться от покровов плоти», «выступить из естества», «словом, «обточить дочиста на себе всё излишнее и телесное», «отрясти всякое вещественное и тяжёлое отношение к житейскому», чтобы перейти «в нечто божественное и духовное». Все эти выражения, как нельзя лучше, показывают, что момент кафарсиса Григорий Нисский, как и Дионисий, понимал в отрицательном и притом строго-метафизическом смысле. Не трудно показать, что и второй момент, – созерцание, – Григорий понимает аналогично с Дионисием, т. е. в смысле отрешения духа от эмпирически-рационального содержания создания. Следующие слова из жизнеописания Моисея, – которое, по раскрываемым в нём мыслям, стоит в самом тесном отношении к 1 главе «Мистического богословия» Дионисия, – прекрасно подтверждают сказанное. «Ум, – говорит здесь Григорий, – простираясь далее, с большею и совершеннейшею всегда внимательностью углубляясь в уразумение истинно постижимого, чем выше приближается к созерцанию Божества, тем более усматривает несозерцаемость Божественного естества. Ибо, оставив всё видимое – не только, что восприемлет чувство, но и что видит, кажется, разум, – (ум) непрестанно идёт к более внутреннему, пока пытливостью разума не проникнет в незримое и непостижимое, и там не увидит Бога. Ибо в этом истинное познание искомого; в том и познание наше, что не знаем, потому что искомое выше всякого познания, как бы неким мраком, объято отовсюду непостижимостью. Посему и возвышенный Иоанн, бывший в сем светозарном мраке говорит: “Бога никтоже виде нигдеже” (Иоан. 1, 18), решительно утверждая сими словами, что не людям только, но и всякому разумному естеству, недоступно ведение Божьей сущности. Посему Моисей, когда стал выше ведением, тогда исповедует, что видит Бога в мраке, т. е. тогда познаёт, что Божество в самом естестве своём то самое и есть, что выше всякого ведения и постижения. Ибо сказано: “вниде Моисей во мрак, идеже бяше Бог” (Исх. 20, 21). Кто же Бог? Тот, Кто положил тму закров свой (Пс. 17, 22), как говорит Давид. Этот мрак охватывает душу человека, как можно видеть из приведённых слов, в тот момент, когда ум в своём усилии познать Божество достигнет вершины абстракции, успеет оставить всё видимое, не только, что воспринимают чувства, но и что видит разум, т. е. когда он отрешится от всего эмпирически-рационального содержания и погрузится в светозарный мрак неведения-ведения. Этот момент есть момент спекулятивного экстаза, когда ум выходит из своего естества, “из себя самого”, и пребывает в состоянии “исступления”».