— Эх, хорошо-то как. Уважил ты старика, сынок!
— А расскажи о том, как пропал Геймор, отец.
— Да не пропал же, говорю вам, бестолковые, а уехал. Тьфу на вас!
— Хорошо, уехал, — покладисто согласился Джервис.
Папаша Рико подозвал Розу и заказал ещё кружку пива, после чего приступил к рассказу.
— Значит, было это… ну, вот в начале зимы и было, если я не ошибаюсь. Да, точно, зимой. Поначалу Геймор ходил сам не свой, смеялся все, совсем, видать, спятил. А потом и уехал.
— Вот так просто собрал вещи, вызвал экипаж и оправился на станцию?
Рыбак задумался.
— Э, нет, не так все было. Сначала-то у него гости появились, да какие-то важные. И обращались к нему уважительно так, льессом называли. Ему, видать, по нраву это пришлось, мы-то люди простые, на льессов и мьессов не делим никого.
— Так он был из благородных? — вклинилась я.
Папаша Рико сердито блеснул глазами.
— А мне почем знать, дочка? Из ученых, это да, книг-то у него имелась тьма тмущая. А уж кто там его родители, какого сословия — не мое дело. А эти двое так не считали, разве что не кланялись ему. Вот с ними он и уехал.
— Получается, — негромко проговорил Джервис, — что за Геймором прибыли два незнакомца и забрали его с собой?
— Ну да, так я и сказал.
— И больше он в Шарн-Каймо не возвращался?
— Чего не знаю — того не знаю, но я его больше не видел.
— Понятно. Что же, спасибо тебе, отец. Возьми себе еще пива, если хочешь, а нам пора.
Джервис расплатился с Розой, попрощался тепло с папашей Рико и вывел меня из таверны. Жаркое южное солнце ударило в глаза, ослепило на миг после полумрака помещения. Я зажмурилась и покрепче ухватилась за руку спутника.
— Итак, что мы только что выяснили?
— Вы же все слышали, Элайна.
— Да, но кое-что мне неизвестно. Этот участок Геймор продал Питеру?
— Нет, Геймор — хозяин соседнего участка. Вернее, был его хозяином, пока не продал его некоему льессу Карлу Антиони.
— А это ещё кто такой? — удивилась я.
— Тип с весьма скверной репутацией. Подозреваю, что тех двоих парней, что увезли Геймора, прислал именно он. Так, вот и извозчик. Нам нужно заехать на переговорную станцию. Подождете меня немного, Элайна? Или хотите пройтись по местным лавкам?
Никакой привлекательности я в здешних лавочках не видела, о чем ему и сообщила, так что к переговорному участку мы отправились вместе. Я решила воспользоваться случаем и заказать разговор с домом, узнать, как дела у мьесси Корс и Миранды.
Сквозь шорох и треск голос мьесси Корс звучал глухо, но я все равно расслышала в нем плохо скрываемую радость.
— Да у нас все отлично, льесса, что нам сделается? Я наняла еще двух помощниц, как вы и сказали, и ещё одного парня, чтоб заказы разносил. Клиентов-то все больше и больше с каждым днем, так что вы это верно придумали.
Да, а теперь, видимо, придется подумать и о помещении для пекарни. Но этим займусь уже лично, когда вернусь.
— А как дела у Миранды? Она не слишком скучает?
— Да когда ей тут скучать? На кухне только знай вертится, за учебу садиться не желает. Но вы же знаете, льесса, у меня не забалуешь.
Это я уже уяснила. Несмотря на всю любовь к Миранде, мьесси Корс могла быть к ней строга — намного строже, чем когда-либо бывала я.
— Так что все у нас просто замечательно, говорю вам. А вы-то как, льесса? Когда возвращаться думаете?
— Не знаю пока что. Если все пройдет благополучно, то, как и планировали, следующим же поездом.
Домоправительницу пришлось все же посвятить в кое-какие детали нашего расследования. В подробности я не вдавалась, просто сообщила, что Питер купил по совету Рейга Льюиса земельный участок, и мне нужно лично проверить, что он из себя представляет.
— Ох, дай-то создатели, льесса!
Поскольку междугородние телефонные переговоры стоили недешево, то я заплатила всего лишь за пару минут, и вскоре в трубке раздался голос телефонистки, предупреждавшей, что время истекает. Мы с мьесси Корс только-только успели попрощаться, как в ухо полетели короткие гудки, сообщающие о том, что связь прервана. Но я успела узнать, что дома все хорошо, так что не расстроилась.
Джервис оказался не таким экономным. Он разговаривал долго и из кабинки вышел минут примерно через десять. Меня снедало любопытство, и я изо всех сил удерживалась от расспросов, понимая, что он расскажет только то, что сочтет нужным. А если решит, что мне незачем знать о том, с кем и о чем он разговаривал, то не признается, как бы я его ни уговаривала.