Появился военный, забиравший Успейку из дома. Старик попрощался, пообещав вскоре навестить Успейку и проверить, как он устроился на новом месте. Успейка шёл к выходу и слышал позади возбуждённый голос Валида Дюральевича:
— Так, коллеги, бросаем всё и готовим новое подключение. С этим парнем мы наконец увидим все вселенные сразу.
Ананимат
Маринка сама никогда не пошла бы за Игоря. Но иначе Хромого не спасти. Даже Бова Карлович Краковский — отец Игоря, всемогущий владелец корпорации «Рапсодия» — бессилен.
Через пятнадцать минут Игорь ждёт Маринку в ананимарии. Одетая по погоде, она села на лабораторный табурет перед альмастатом, выпрямилась и положила ладони на колени, расправив бежевый подол кашемирового пальто. По лицу, розовому берету и клетчатому шифону шарфа побежали разноцветные блики. За выпуклым стеклом прибора жалась по углам застенчивость. Она мимикрировала и уворачивалась от пунцового бесформенного комка хамства, сквозь который то и дело пролетал синий шарик безразличия. «Как мне тебя не хватает», — Маринка протянула руку ему навстречу и коснулась пальцем стекла. Как Хромой говорил? «Целостная личность — не качество, а пропорции». «Лучше бы я этого не знала. — Маринка оглядела разорённые шкафы и полки. — Ну почему Хромого не пустили в тот ночной клуб?!»
***
Не пустили. Это его-то! Чьи протёртые на коленях джинсы и красная рубаха, торчащая из-под узкого пиджака с короткими рукавами, слыли душой танцпола!
Вопреки фамилии, Хромой ходил ровно, твёрдо ступая и пленяя женские взгляды: два метра росту, кость широкая, волосы дыбом и весь будто прямоугольный.
У входа в двухэтажное здание с фиолетовым фасадом без окон, две гориллы из охраны клуба тщетно преграждали Хромому дорогу. Он с бесшабашной улыбкой напирал на них и кричал в синюшные от неонового света лица:
— Вы чего?! Это ж я! Да меня тут все знают! — Хромой простёр ладонь к потупившей взгляды очереди, послушно ровняющей строй по лееру ограждения.
Из чёрных стеклянных дверей на подмогу гориллам выскочили два здоровенных толстяка в жёлтых рубашках и коричневых брюках. Цедя сквозь зубы: «Хватит с ним цацкаться!», они ловко развернули Хромого и легко, будто он ничего не весил, вытолкали на проезжую часть.
Ловя равновесие, Хромой упёрся руками в асфальт. Пуговица на пиджаке оторвалась, а вслед за ней из-за пазухи выпали с гулким металлическим цоканьем и покатились по дороге мимидосы.
— И сигары свои подбери! К нам с табаком вообще нельзя! — огрызнулись здоровяки, шаркая начищенными штиблетами.
Хромой ринулся подбирать разбросанные мимидосы и не видел мужчину, сказавшего густым баритоном:
— Минуточку! На каком основании вы его не пускаете? Что вы себе позволяете?!
— Вернитесь в очередь, будьте любезны! — одна из горилл видимо хотела выглядеть вежливее бульдозера.
— Руки уберите! — возмутился баритон. — Я — Краковский…
— Да хоть докторский! Как вы все надоели! — Раздался характерный хлёсткий звук удара.
Из соседних переулков донеслась полицейская сирена. «Нашёлся сердобольный — вызвал». — Хромой сунул в карман джинсов последний мимидос и заметался, соображая, откуда подкатит полиция. Сзади взвизгнули покрышки, и Хромой услышал знакомый баритон:
— Давай сюда!
Хромой обернулся и, не заставляя себя упрашивать, нырнул в открытую дверцу чёрного универсала.
— Мне полиция тоже не нужна. — Баритон промокнул платком кровоточащий нос на круглом лице с пышными бакенбардами до уголков губ. — Бова, — протянул он руку Хромому.
— Паша. — Хромой пожал руку Краковского.
Бова хлопнул водителя по плечу:
— Едем в «Бурбин», пивка хоть попьём. — И развалившись на диване, вновь приложил платок к носу. — Чего они к тебе прицепились? — покосился Бова на Хромого, комкая побагровевший кусок белой ткани.
— Да-й, — отмахнулся Хромой, — сынок хозяина клуба рассопливился, что все девки только со мной танцуют, папаша и дал отмашку меня не пускать. Неделю бухтели, а сегодня, видишь… Видите.
— Давай на «ты». Мы ж ровесники с тобой примерно. Это меня баки старят и полнота. — Бова покрутил пухлой ладошкой. — Да, хозяйские сынки — они такие, проблемные.
***
Пока ехали, пошёл дождь. На слякотную стоянку перед рестораном к вечеру набилась уйма машин. Хромой пригорюнился, мол, мест нет, и сюда тоже не пустят. Но Бову как родного встретил приветливый управляющий. Он лично провёл их на второй этаж в укромный закуток с мягкими скамейками вокруг деревянного стола и, получив зелёненькую, откланялся. За мокрым окном, под узким балконом вокруг этажа, перемигивалась жёлтыми и красными огнями дорожная развязка на выезде из города. Наискосок через зал, на крохотной сцене, не включая ни света, ни аппаратуры, два патлатых гитариста, любовно переглядываясь, наигрывали блюзовые импровизации.