— Можно еще кадр вдвоем? — попросил усатый полный фотограф, присаживаясь на корточки.
— Поцелуй! — выкрикнул высокий журналист, непрестанно щелкая камерой. — Говорят, в фильме у вас любовь?
Алеф посмотрел на Дерека. Ему невероятно хотелось его поцеловать, поделиться куражом, счастьем, адреналином, что бурлил в крови. Но Джош поцеловать Центуриона не мог — несмотря на чувства, порой срывающие ему крышу, не он был ведущим в их паре. Только когда Центуриону изменяла выдержка, тот не осаживал Джоша.
Дерек медлил, его черты становились более резкими, взгляд тяжелел — как у Центуриона. А Алефу внезапно стало неловко. Черт возьми, это тебе не кино, сейчас перед телеком собралась вся его семья, смотрят по кабельному прямую трансляцию. И на глазах миллионов он поцелует мужчину.
Видимо, Дерек это заметил. И, конечно же, сразу понял все его эмоции.
— Поцелуи все смотрите на экране, — немедленно улыбнулся он, отворачиваясь. — Уж любовь мы там показали сполна.
Алеф выдавил улыбку, чувствуя, как на душе становится гадко. Как будто он только что оттолкнул Дерека на глазах у всех, струсил, заявил, что между ними ничего нет. Конечно, Дерек наверняка его поймет и даже не обидится, но ощущение совершенного предательства крепло с каждой вспышкой. Что он ответил бы, если бы мать спросила, что у них с Маккентоем? Улыбнулся и заверил, что просто крепкая дружба?..
— Да брось, — сказал он раньше, чем успел подумать, что делает. — Поцелуй меня. А то все решат, что ты меня не любишь, — и широко улыбнулся, отчаянно стараясь дать понять всем и каждому, что это только шутка.
— Вот как… — Дерек прищурился — так знакомо, так чувственно. И посмотрел глубоким потяжелевшим взглядом — вот только к Центуриону тот не имел никакого отношения. — Еще как люблю, — и наклонился, касаясь губами губ.
Рука сама собой вздернулась вверх, ложась Дереку на шею. Алеф из последних сил держал глаза открытыми — Джош не зажмуривался, целуясь. А так хотелось отрешиться от всего мира, забыть о трескотне камер и вспышках, и снова и снова прокрутить в голове "Еще как люблю". Это были слова Центуриона Джошу, только вот сказал-то их Дерек.
Они не стали целоваться по-настоящему, язык Дерека только коротко скользнул по губам Алефа. Но, судя по восторженному гулу, репортерам этого хватило. Потребовались все силы, чтобы придать лицу выражение выверенной радости, как принято на красных дорожках, когда поцелуй закончился.
Но контакта терять ужасно не хотелось, и Алеф демонстративно взял Дерека за руку, переплетя пальцы. Жест получился шутливым, кто-то даже рассмеялся, но он знал, что Дерек поймет все правильно.
От репортеров они уходили, сияя улыбками, но в душе у Алефа бушевал шторм. И ведь не переспросишь же, всерьез говорил Дерек или все-таки играл роль. Он мысленно представил себе этот диалог и внутренне поморщился.
Это не было табу, но о любви они с Дереком не говорили никогда. Обходились без слов, предпочитая проявлять чувства, а не обозначать их. А сегодня эти слова были произнесены, и безумно захотелось услышать их снова, и знать, что это не игра.
Но слишком долго заниматься самокопанием Алефу не дали. В зале было полно народу. Члены съемочной группы, приглашенные нужные люди, несколько очень известных актеров, стайка девчонок-моделей с бокалами шампанского в руках и голодными взглядами.
Мион увидел их через зал и отсалютовал бокалом.
— А вот и главные звезды шоу, — улыбнулся, когда они с Дереком подошли ближе.
— Ерунда, — возразил Дерек. — Мы все тут главные. А ты вообще главнокомандующий.
— Без хорошего войска битву не выиграть, — пожал плечами Мион и взъерошил волосы. — Угощайтесь, вечер будет долгим.
Это был вторая волна триумфа. Теперь к ним с Дереком подходили их коллеги. Улыбки были разные — и искренние, открытые, и пластиковые, наигранные. Впрочем, до откровенного сарказма никто не опускался.
На этот раз не было ощущения того, что с Алефом разговаривают и здороваются только потому, что он рядом с Маккентоем — за компанию. Нет, этим вечером он тоже был звездой, и это особенно хорошо почувствовалось, когда он попытался сходить за напитками. Его останавливали, жали руку, задавали вопросы, хвалили. Даже самый неразговорчивый оператор вдруг подошел, чтобы признаться, как ему понравилось его снимать.
И все же напряжение не отпускало. Ведь самое главное, самое волнующее еще впереди. Алеф улыбался, разговаривал, жал руки, а сам мысленно отсчитывал время до начала премьерного сеанса.
Огромный зал был набит под завязку. Критики, селебрити, «золотая молодежь», профессиональные тусовщики, блогеры и пресловутые журналисты рассаживались на самые лучшие места. Галерка и боковушки достались избранным счастливчикам: победителям рекламных конкурсов, первым ста, кто зарегистрировался на сайте, и прочим отобранным случайным образом жерновом маркетинговой кампании. А еще дети и родственники съемочной группы. Для тех, кто работал над фильмом, был зарезервирован самый центр.
— Идем, Мион вон там, — Дерек потянул его в самую середину.
И правда, увидев их, Мион приветственно им помахал и похлопал по креслу рядом с собой. Честно говоря, Алеф все еще чувствовал себя актером второго плана и думал, что ему придется сесть ближе к краю, в то время как место Дерека, конечно же, рядом с режиссером. Но, как ни странно, им оставили свободными два кресла, и не было никаких сомнений, что одно из них — специально для него. Более того, приглядевшись, он увидел именные таблички в этом секторе, и "А. Бордер" стояло сразу после "И. Маккентой".
Сеанс почти не отличался от просмотра фильма в кинотеатре. Даже поп-корном откуда-то сзади пахло, и пробирались опоздавшие. Но едва по экрану побежали первые кадры, все замерли, и в зале наступила оглушающая тишина.
Алеф инстинктивно протянул руку, пытаясь найти Маккентоевские пальцы. Он отчаянно хотел оказаться сейчас подальше отсюда, и в то же время ни за что на свете не отвел бы глаз от экрана, где прямо сейчас Джош сидел у постели мечущегося в бреду Центуриона.
Фильм ошеломил с первых кадров. Ракурсы, свет, детали — все, за что Мион по праву считался мастером своего дела, в "Странствующих" было подано особенно блестяще. Большой бюджет, аппаратура нового поколения и безграничная любовь к своему творению сделали чудо. Актеры же… Алеф смотрел на себя, на Дерека — и не узнавал. Каждый взгляд, каждый жест был настоящим, живым, полным смысла, и одновременно не принадлежал им самим — это были два совершенно других человека, Джош и Центурион, и их история. По крайней мере, до тех пор пока не началась любовная линия. Алеф вжался в кресло, когда первый раз посмотрел с экрана влюбленным взглядом на Маккентоя. И когда тот улыбнулся кривоватой чувственной улыбкой. Такую улыбку он видел сотню раз — едва ли не каждое утро. Значило ли это, что и взгляд у Алефа в эти моменты был точно таким же?..
Алеф откинулся на спинку кресла. Их с Дереком отношения уже давно вышли за рамки эксперимента. И друзьями у них не получилось быть. И просто, "для здоровья", трахаться — это тоже не про них. Дерек стал для Алефа ближе любого друга и роднее брата. А еще желаннее самой красивой девушки. Говорят, что любовь — она для каждого своя, и, может, не обязательны широко известные ее симптомы: ломота в груди, вселенская тоска и отморожение всего мозга напрочь? Вон у Джоша и Центуриона она совершенно не такая, но при этом самая настоящая…
Из задумчивости его выдернул чей-то вздох. Алеф моргнул и глянул на экран. Там Центурион резко прижал Джоша к стене, сжимая горло.
Мион ничего не вырезал. Единая сцена, разорванная лишь в паре мест крупными планами. Она была несомненно самой скандальной, самой рискованной и самой красивой сексуальной сценой, снятой за последние годы. И все же для Алефа в ней не оказалось ничего особенного. То, что он видел дома почти каждый день, когда Дерек никуда не уезжал, было в сто раз более волнующим, даже если тот просто лежал на диване с газетой. Чувства на экране — его собственные чувства — были сейчас интересны, только чтобы поглядеть на них со стороны. И хоть Маккентой и утверждал обратное, это было смешно — хоть на экране этого и не было видно, Алеф прекрасно помнил, каким испуганным и растерянным тогда себя ощущал.