Сколько было радостных восклицаний, объятий и, что таить, даже слез. Боевые подруги поклонились могиле Неизвестного солдата, а потом в залах Центрального музея Вооруженных Сил СССР и в Измайловском парке рассказали молодежи Москвы о войне, о боевых эпизодах из своих армейских буден.
Евдокия Николаевна поднялась по ступеням музея Вооруженных Сил СССР, сняла пальто —и золотом сверкнули боевые ордена, медали и гвардейский значок, — надела ради праздника, ради встречи.
— Расскажите, за что вы получили награды? Расскажите о себе подробнее, — попросили юноши и девушки столицы, с напряженным вниманием слушавшие рассказ о разведке в будапештском подземелье.
— Биография у меня простая, как у многих наших девушек.
…Кажется, так недавно все это было. Жила, училась и работала в колхозе имени Коцюбинского Ново–Бугского района Николаевской области. Жила с матерью. Отца убили кулаки, когда создавали колхозы. Вместе с другими девчатами ходила полоть сахарную свеклу, ворошить сено, сгребать на токах золотое пшеничное зерно. По вечерам пели песни и мечтали о будущем. Оно казалось таким ясным, светлым и радостным…
А потом все оборвалось, окончилось. На село посыпались бомбы. Враз загорелись хаты, сараи. Дуся побежала домой, остановилась под стенкой и тут же в ужасе отшатнулась: возле самого уха в стену врезалась полоса пуль. Фашистские летчики полосовали село из пулеметов.
В хате стонал солдат в зеленой фуражке пограничника. Из ноги его хлестала кровь. Дуся порвала простыню, перевязала. Только окончила бинтовать — еще солдат, тоже раненый. Перевязала и его. А потом появились и другие, в крови, в грязи. Перевязывала, обмывала, поила холодной водой. Подошел командир–кавалерист.
— Ты кто? Медсестра? У нас тоже раненые есть.
Не долго думая, вскочила в подъехавшую за ней машину. Шофер сразу рванул ее с места, повел на предельной скорости, И потекли, помчались опаленные пламенем войны горячечные дни. События подхватили, завертели новоявленную медсестру, как щепку в водоворотах половодья.
Наши войска дрались, отступали, переходили в контратаки, снова отступали. Всюду были раненые и везде требовались ласковые, проворные руки, умевшие сделать перевязку и остановить кровь, вытащить обеспамятевшего из огня, напоить, накормить. От тех дней в памяти Дуси сохранились только отрывочные воспоминания.
…В Новом Буге горел элеватор, горел хлеб. Раненых оказалось немного. Только положили одного в машину, как шофер Галкин крикнул:
— Ложись!
Бросилась на дно кузова — и в лицо брызнули мелкие щепки: пулеметная очередь прошила борта автомашины как раз над головой. Выглянула — кругом немцы. Как шоферу удалось увести машину и ускользнуть невредимым— осталось загадкой. Но из вражеского кольца выскочили.
После этого случая Дуся попросила бойцов научить ее обращаться с оружием. Училась стрелять из карабина, пистолета и даже из пулемета. К тому времени она пересела из машины, которая сопровождала кавалеристов, на верховую лошадь: у себя в колхозе Дуся часто ездила верхом.
Конникам приходилось отступать. С боями, но отступать. Тяжко пришлось на переправе через Днепр, у Запорожья. Средств для переправы почти не было, а гитлеровцы наседали. Конники мастерили для раненых плотики из всякого подручного материала, даже на плетнях пробовали переправлять. Потом стали переправляться сами.
Бойцы, с которыми была Дуся, решили связать несколько лошадей в одну цепочку, чтобы не растерять при переправе. Это оказалось ошибкой. Одна из лошадей утонула и увлекла за собой остальных. С ними ушли на дно и вьюки с пулеметами. Как Дуся достигла другого берега, она не знает. Помнит лишь свист вражеской мины, удар в бок, режущую боль.
Очнулась в полевом госпитале. Лечили уже на Кубани. Поправилась и осталась служить в госпитале. Работала и училась делать антисептические перевязки, вводить раненым противостолбнячную сыворотку и делать многое другое, что поручают лишь опытным медицинским сестрам. И снова почти ежедневно налеты вражеской авиации, беспощадные бомбежки, пожары и кровь, кровь советских людей.
Во время одного из боев какой‑то старшина сунул ей трехлинейку:
— А ну, помогай! Приказали зажечь вон тот амбар с боеприпасами, чтоб не достался фашистам. А они уже там. Будем бить отсюда зажигательными.
Стреляли и подожгли. А гитлеровцы уже рядом. Метнулась от них в кукурузу, плакала там от усталости и страха, плакала, пока не заснула. И, как чудо — поблизости опустился наш самолет, подобрал раненых, забрал и ее.