Сергей Павлович так оценил первые наши шаги к Луне:
«…Крупнейшим событием, — писал он, — явился запуск трех советских космических ракет. Была достигнута и несколько превышена вторая космическая скорость, что, несомненно, означало новую ступень в продвижении советской науки.
Наш советский летательный аппарат стал первым искусственным спутником Солнца. Радиосигналы межпланетных станций впервые принимались на Земле.
Советская ракета доставила вымпел на Луну. Была сфотографирована обратная сторона Луны.
Луна — этот естественный и вечный наш спутник — имеет существенные отличия от Земли. На Луне отсутствует атмосфера. Там нет также заметного магнитного поля и радиационных поясов. Сила тяжести на поверхности Луны составляет примерно одну шестую земной.
В этих необычных, присущих только Луне условиях заложены огромные возможности для научных исследований, совершенно недоступных на Земле».
Далее Сергей Павлович поясняет, что затрудняет наблюдение за процессами во Вселенной с Земли: «Земная атмосфера поглощает излучение небесных тел озоном, водяным паром и углекислотой, оставаясь прозрачной лишь в сравнительно узком „оптическом“ участке спектра. В радиодиапазоне также имеется только узкая область, где земная ионосфера, отражающая идущее из космоса излучение, делается прозрачной».
И, словно прикидывая задачи на будущее, несмотря на великую значимость достигнутого результата, Сергей Павлович выносит ему свой приговор:
«Период первых сенсационных открытий и первых фотографий, сделанных с дальних расстояний… окажется недостаточным».
Тем временем советская космонавтика все ближе подходит к рубежу полета человека в космос. Раздумывая над вопросом, с чего началось это большое дело, Сергей Павлович писал: «Некоторые, отвечая на этот вопрос, вспоминают о вековой мечте человека взлететь над Землей, покорить воздушный океан, разгадать тайны далеких звезд. Другие связывают эти мечты с изумительными по своей гениальности работами К. Э. Циолковского, в которых фантастика сочеталась с научными обоснованиями. Третьи исходят из практических работ наших ученых и техников, создавших первые летательные аппараты, первые ракетные двигатели и т. д. Не будем спорить, кто из них стоит ближе к истине. На наш взгляд, все это — звенья единой цепи, единого замысла о покорении космоса, воплощенного в жизнь всем советским народом».
В условиях социалистического строя С. П. Королеву, как Главному Конструктору ракетно-космических систем и руководителю совета главных конструкторов, была предоставлена полная возможность планомерно работать над осуществлением программы, рассчитанной на много лет вперед. Поначалу он решительно бросил основные силы КБ на создание мощной ракеты-носителя, которую впоследствии назвал символически: «Восток». Эта ракета- носитель оправдала самые смелые надежды, она повсеместно признана ныне «машиной века». Поразительны ее высокие характеристики и конструктивное совершенство. Они в течение почти десяти лет оставались непревзойденными в мировом ракетостроении. Ракета-носитель «Восток» стала тем фундаментом, на котором Сергей Павлович уверенно возводил все здание мощной ракетно-космической системы.
Корабли выходят на орбиты
Ширилась и разрасталась подготовка к орбитальному полету человека. Сердцем ракетно-космической системы был, безусловно, корабль-спутник, послушный своему командиру. Немало пришлось искать и пробовать конструкторам во главе с Сергеем Павловичем, чтобы создать космический корабль-первенец. Постепенно вырисовывалась конструкция из двух частей — спускаемого, т. е. возвращающегося с орбиты в плотные слои атмосферы аппарата и приборного отсека.
Кстати, о названиях. Сейчас привычно звучат слова «космический корабль», «спускаемый аппарат», «космонавт»… А ведь тогда они только рождались. Как только не предлагали назвать корабль — и звездолетом, и космолетом, а летящего в нем человека — звездолетчиком, космолетчиком. Верх взял вкус Королева и его товарищей. И вошли в наш язык понятия, ставшие общепринятыми, — космический корабль, космонавт.
Каждое новое понятие, каждый термин обстоятельно обсуждался в коллективе КБ, всесторонне обдумывался Сергеем Павловичем. Здесь стоит упомянуть о том, как настойчиво искал Королев точное определение понятия «космический полет». «Казалось бы, все ясно, — писал он, — но на самом деле это не так — в погоне за рекордами, за первенством это понятие за рубежом произвольно толкуется и искажается».
Сергей Павлович поручил разным специалистам попробовать дать свои определения. Получил, почитал, на каждом сделал свои замечания.
Королев решает: надо самому взяться за определение космического полета. Раздумывая, он чертит земной шар, волнистой линией обозначает плотные слои атмосферы. Проводит первую траекторию: карандаш круто «поднимается в космос» и так же круто «опускается на Землю». Это так называемый баллистический подъем. «Можно считать его космическим полетом?» — раздумывает он. И отвечает: «При определенной продолжительности». А полет ракетоплана? Он провел еще одну кривую, более пологую. «По-видимому, при том же условии», — решает Королев.
Он берет ручку — на чистом листе появляется заголовок: «Что такое космический полет?» Эта статья Сергея Павловича, сохранившаяся в рукописи и нигде еще не воспроизводившаяся, начинается так: «В последнее время появляется все больше и больше проектов полета в космическое пространство различных типов ракетных летательных аппаратов как с человеком на борту, так и без человека. В связи с этим вполне естественно возникают вопросы: что же такое космический полет? Каковы его характерные особенности? Что понимается под космическим пространством, где происходит этот полет? В чем принципиальное отличие космического полета от других известных сейчас видов полета?»
Эти вопросы ставил Сергей Павлович в 1960-м. А в 1961-м начались триумфальные полеты наших космонавтов, о них речь пойдет дальше. Читателю будет небезынтересно узнать, как Сергей Павлович отвечал на свои вопросы. Мы будем цитировать ту же рукопись.
Итак, ответ Сергея Павловича на вопрос о космическом пространстве:
«Под космическим пространством понимается пространство, окружающее Землю, начиная с тех высот, где даже при очень больших скоростях движения остатки атмосферы не могут использоваться для поддержания полета. Космическое пространство безгранично, и лишь вблизи поверхности планет, обладающих атмосферой, на высотах, где влияние этой атмосферы уже становится заметным, начинается область, например, приземного пространства — для Земли, область атмосферы Марса, Венеры и т. д.»
А на каком уровне атмосфера Земли теряет власть над летящим объектом? Сергей Павлович отвечает: «Начиная с высот 150–200 километров даже для искусственных спутников Земли, движущихся с первой космической скоростью порядка 8 километров в секунду, влияние атмосферы столь незначительно, что оно не может использоваться для полета».
С космическим пространством как будто все ясно. Посмотрим, как подойдет Сергей Павлович к определению полета в нем: «Одним из признаков, определяющих космический полет, является движение летательного аппарата в пространстве выше плотных слоев атмосферы, вне заметного влияния ее. Напротив, всякий полет в плотных слоях атмосферы является приземным полетом. Космический полет переходит в приземный, например, при возвращении летательного аппарата».
А как же с продолжительностью полета? Всякий ли выход в космос есть полет? «Если летательный аппарат, — отвечает Сергей Павлович, — совершаем полет вокруг Земли хотя бы в течение не менее одного оборота, не падая на Землю, то такой полет является космическим.