Припав к одному из «смотровых» отверстий, я увидел чуть вдалеке четыре силуэта, но расстояние, темнота и неудобное расположение «глазка» не давали мне рассмотреть их подробнее. Увы… что же до голосов, то один я узнал практически сразу, ничуть не удивившись встрече с его обладателем.
— Да Боже! — Хидео Мори буквально кипел от злости. — Просто скажите мне, где здесь этот грёбаный выход наружу, вы, идиоты! Хватит философствовать и обсуждать это друг с другом так, будто меня здесь нет!
— Хм, — заметил другой голос, куда спокойнее и сдержанней. — Как думаешь, Виталий, что он сделает, когда выберется наружу?
— Думаю, Григорий, он вполне может раззвонить всем аристо и группировкам, что у Гильдии Убийц теперь есть доступ в катакомбы.
Японец выплюнул какие-то проклятия на японском.
— Вы, придурки! — завопил он. — Если бы я хотел, то мог бы прикончить вас сразу как встретил. Но вы не нужны мне, нам нечего делить. Это даже не мой город! Просто скажите мне, где выход, чтобы я не терял лишнее время, и можете ползать здесь сколько захотите. Плевать мне, имеете вы сюда доступ или нет!
— Великий Мастер, — шепнул Голицын мне в самое ухо, — эти… Виталий и Григорий — это те двое, киллеры, которых мы встретили на кладбище в прошлый раз.
Ну ё-моё, как так-то? Я прикрыл глаза. Боже, я же пошутил насчёт них!
— Хорошо, — отозвался я в ответ. — А четвёртый? Ты не видишь, кто это?
— …увы, — признался Голицын, — не вижу.
Вот и я не вижу. Да и в разговор он — или она — старательно не встревает, не давая мне опознать себя по голосу.
— Возможно, он прав, Григорий. Итак, наши действия?
— Нужно подумать, Виталий. Нужно хорошенько подумать.
Взбешённый Мори дёрнул рукой; кажется, он что-то сжимал в ней.
— Подумать?! Повторяю, я могу прикончить вас в любой момент! Или вы скажете мне, где выход…
— Интересно, как так вышло, что он не знает, где выход, Григорий?
— Действительно, Виталий. Как он тогда сюда попал? Может, его тоже столкнули вниз из какого-нибудь подвала?
— Не из какого подвала я не падал! — Мори еле сдерживался, чтобы не исполнить свою угрозу; видимо, ему уж очень не хотелось долго плутать здесь, и это было единственной причиной, почему он не напал на киллеров. — Я просто заблудился здесь, что непонятного?! Как вообще можно не заблудиться в этих дурацких лабиринтах?
— А вот если бы мы его прикончили, Виталий — а мы можем, что бы он там ни говорил про свою непобедимость — якудза исчезнет из Москвы. Одним конкурентом меньше.
— Возможно, Григорий, возможно. Но, с другой стороны, нам ведь не платили за него.
— Логично, Виталий.
Японец снова заматерился на своём родном языке (слова были непонятными, но интонации не оставляли никакого простора для сомнений), но раньше, чем он успел снова начать угрожать киллерам всеми карами, те синхронно вытянули руки в сторону одного из коридоров.
— Выход там.
— Гильдия Убийц оказала тебе услугу, Хидео Мори; не забывай об этом. Пошли, Григорий… и ты тоже.
И, как будто никакого разговора вовсе не было, трое силуэтов зашагали дальше, чтобы через пару секунд исчезнуть за поворотом. Мори, продолжая материться, но уже гораздо тише, зашагал в указанном направлении; я слегка хлопнул Голицына за плечо.
— Пошли. Хочу перехватить его на выходе, снаружи.
Тот кивнул, и мы, не тратя зря времени, направились в обратный путь; идти было не слишком долго, и мы легко обогнали Мори. Выбравшись наружу, Голицын хотел было закрыть люк, но я остановил его.
— Пусть будет открытым, — махнул я рукой. — Иначе он будет искать выход ещё неделю. Посидим пока тут, подождём; надеюсь, даже такой тупень, как он, не заблудится, имея ориентиры в виде прямого коридора и просвета в темноте.
…что ж, так и вышло. Мори показался на ступеньках ещё минут через десять — ведь в грязи и паутине, злой и красный. В руках он вертел обычный карандаш, длинный и остро заточенный; Мори продолжал что-то бормотать на японском, но единственным понятным мне словом было «Йошида».
А затем Хидео Мори поднял глаза.
— Привет, — бодро улыбнулся ему я. — Давно не виделись.
— В… вы?!
Над вечерним кладбищем повисла страшная пауза; казалось, даже комары перестали зудеть. Японец, ощутимо поубавив в косоглазии, ошалело переводил взгляд с меня на Голицына и обратно.