Выбрать главу

Правда, во всей своей последующей деятельности по отношению к СССР Соединенные Штаты успешно попирали это торжественно принятое на себя в 1972 году обязательство. Причем началось это не при Картере или Рейгане, а уже при том же Никсоне. Не успели высохнуть чернила на Основах взаимоотношений, а госдеп уже запросил от конгресса очередную порцию денег для финансирования идеологической войны против СССР. Столь откровенный цинизм по отношению к только что заключенным договоренностям вызвал открытый протест даже у некоторых американских законодателей. "У меня не укладывается в голове, - заявил по этому поводу сенатор Д.У. Фулбрайт, как правительство может предлагать американским налогоплательщикам дать еще 38 миллионов долларов на поддержку радиостанций "Свободная Европа" и "Свобода", когда всего лишь несколько дней назад граждане нашей страны видели, как их президент в Москве обращался к народу Советского Союза и заверял, что мы верим в право каждой страны выработать свой курс, избрать систему и идти собственным путем без вмешательства других стран"191. Впрочем, четкое понимание того, что слово есть сотрясение воздуха и в этом качестве недорого стоит, всегда было неотъемлемой чертой политики Вашингтона практически при любой администрации.

Бессрочный договор по ПРО устанавливал у СССР и США по два разрешенных комплекса средств перехвата ракет, в 1973 году сокращенных даже до одного у каждой из сторон. Кстати, одним из важнейших ключевых положений этого договора было обязательство сверхдержав "не разрабатывать, не испытывать и не размещать системы ПРО или их компоненты в космическом пространстве" (статья 5). В то время этот договор, вместе с временным соглашением, играл стабилизирующую роль, а отраженный там тезис о равной безопасности сверхдержав исключал даже возможность постановки вопроса об односторонних преимуществах той или иной стороны. Как нам уже известно, сейчас Америка, пользуясь распадом Советского Союза, готовится попрать и этот бессрочный договор, составляющий одну из важнейших основ мировой стабильности. Чего стесняться, когда его действие больше не обеспечивается советской военной мощью!

Соглашения, заключенные в Москве, уменьшили опасность начала ядерной войны и открыли дорогу для дальнейших договоренностей по разоружению. Кроме того, Никсон подписал в советской столице торговое соглашение и соглашение о сотрудничестве в исследовании и использовании космоса в мирных целях. Импульс, данный во время московской встречи, имел и некоторое продолжение: в 1973 году было подписано соглашение между СССР и США о предотвращении ядерной войны, а венцом и зримым символом советско-американского сотрудничества в космосе стал состоявшийся в 1975 году совместный полет "Союза" и "Аполлона".

Учет изменившегося не в пользу Америки глобального соотношения сил повлиял и на официальные доктрины Вашингтона. На смену доктрине гибкого реагирования Кеннеди пришла в 1971 году доктрина "реалистического сдерживания (устрашения)". Суть ее состояла в приспособлении претензий США к установившемуся балансу сил с учетом научно-технических достижений. В целом же Никсон, по словам Киссинджера, руководствовался новой ролью США как мировой державы, балансирующей между антикоммунизмом и умиротворением. Сам советник президента все еще лелеял идею "ограниченной" ядерной войны. Исходя из постулата о технологическом преимуществе США над СССР, он полагал, что Америка имеет большую возможность вести тактическую ядерную войну, являющуюся "стихией будущего". Киссинджер призывал строить вокруг этой идеи всю военную политику США и "дипломатию великой державы, могущей диктовать сами пределы военного конфликта". Однако любому здравомыслящему человеку было очевидно, что "ограниченная" ядерная война может моментально перерасти в неограниченную, а попытки в одностороннем порядке устанавливать пределы военного конфликта с треском провалились во Вьетнаме. Если это не получилось в обычной войне - то что уж говорить о ядерной! Нет, эти идеи, в свете перспектив разрядки, становились совсем уж непопулярными. (Кстати, о разрядке: даже эффективное сотрудничество в космосе не помешало американцам годом раньше определить в качестве целей для своего ядерного удара почти 900 советских городов - каждый с населением свыше 25 тысяч человек.)

"Убивать русских за то, что они - русские!"

Уотергейтский скандал (в котором непосредственным образом участвовало ЦРУ), способствовал приходу в Белый дом президента Картера. При нем постепенно начал намечаться поворот советско-американских отношений - снова в сторону ухудшения. Идеологическим обоснованием нового курса стала развязанная при этой администрации шумная пропагандистская кампания "в защиту прав человека". Эта позиция давала США как бы моральное право вмешиваться во внутренние дела развивающихся и социалистических стран. А главным объектом защиты были, естественно, граждане СССР. Конечно, право на защиту имели далеко не все люди, и функцию разграничения "чистых" от "нечистых" США присвоили себе.

Впрочем, кампания "борьбы за права человека в Советском Союзе" только началась при Картере, но задумывалась гораздо раньше. Основные ее положения были сформулированы еще в 1972 году на 28-м Всемирном сионистском конгрессе и последовавшей за ним сессии Всемирного еврейского конгресса естественно, в одном аспекте - прав евреев в СССР. Довела до ума эту сионистскую идею, распространив ее на все население СССР, состоявшаяся в Иерусалиме международная конференция советологов. Там-то и были разработаны основные лозунги будущей пропагандистской кампании, начатой четыре года спустя президентом Картером.

Нечего и говорить, что кампания эта была изначально, мягко говоря, не очень корректной. Естественно, в брежневском Советском Союзе было не все хорошо с правами человека (а где, скажите, с ними хорошо - в США, что ли?). Но что это было по сравнению с грубейшими нарушениями прав человека в странах "третьего мира", в том числе и в многочисленных, поддерживаемых Америкой диктаторских режимах? Если кровавые преступления этих режимов и становились порой достоянием гласности, то о них вашингтонская администрация мгновенно "забывала", сосредоточив весь огонь своей критики исключительно на советском блоке. Трудно точно сказать, верил ли сам Картер в столь горячо пропагандируемые им права человека - может быть, и верил, каких только чудес не бывает под солнцем! - но у подавляющего большинства радетелей этих прав как в его ближайшем окружении, так и среди советских диссидентов преобладал цинично-прагматичный подход. Диссидентам это было элементарно выгодно. У американцев тоже были свои, далеко не идеалистические интересы. Оказывавший огромное влияние на выработку внешнеполитической стратегии Картера З. Бжезинский впоследствии писал в мемуарах, что он "видел в правах человека средство заставить Советский Союз перейти к обороне в идеологической сфере"192. Еще более откровенно высказалась по этому поводу В. Новодворская в приложении к газете "Московская правда" "Новый взгляд" в июле 1994 года: "Я лично правами человека накушалась досыта. Некогда и мы, и ЦРУ, и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое, и хватит врать про права человека и про правозащитников. А то как бы не срубить сук, на котором мы все сидим"193.

Поворот от сотрудничества к конфронтации был обусловлен объективно, уже самой расстановкой сил в американской элите. Но, как это часто бывает, глубокие объективные причины проявлялись субъективным образом. В то время роль субъективного фактора сыграл вышеупомянутый помощник президента Картера по вопросам национальной безопасности Збигнев Бжезинский. Потомственный польский аристократ, он, кроме фамилии, унаследовал от своих предков также и традиционную польскую нелюбовь к России и русским. Это качество оказалось востребованным в США. Благодаря поддержке Рокфеллера, Бжезинский входит в ближайшее окружение президента и постепенно начинает оказывать гораздо большее влияние на формирование американской внешней политики, чем даже сам госсекретарь, занимавшийся этим по должности. Благодаря усилиям Бжезинского, в американском антисоветизме существенно усилился русофобский элемент. И ни для кого не было секретом, какой именно народ обеспечивает мощь и сплоченность бывшей Российской империи. Но к 1980 году Вашингтон стал проводить новую политику, которая, как писал американский журналист Д. Чейс, была направлена "скорее против русской нации, чем против всемирной коммунистической идеологии". Безусловная заслуга в этом принадлежит помощнику президента.