- Это не хуже, чем быть уничтоженными! - закричала Галя, но оказалось, что желание удержать свой город и жить без пурпурных господ стало доминирующим.
В общем, именно тогда, когда не было никакого уже видимого выхода, Сатклихо, который о чем-то очень тщательно совещался с остальными старцами, вдруг сделал предложение. Оказалось, аймихо могли приготовить некое варево, очень стимулирующее способность к провидению, которым обладал, как считалось, Ростик. И вот они предложили напоить его этим зельем, помочь ему психофизиологической энергией, которой аймихо умели неплохо обмениваться, и послушать, что человечеству в целом следует делать.
И Рост согласился. Остаток дня прошел в каких-то дебатах, даже в выяснениях отношений, а к вечеру отлично выспавшегося Ростика принялись готовить.
Его успокоили, причем все аймихо, вместе взятые, словно он теперь был не человек, а некий, очень ценный и сложный инструмент, напоили чем-то, по вкусу напоминавшим слабое пиво пополам со стрихнином, а потом стали ждать. Реакция проявилась не сразу, уже ближе к полночи. Кстати, Сатклихо по этому поводу высказался в том смысле, что так даже лучше, не будут бодрствующие сознания прочих людей отвлекать Ростика, а в спящем состоянии они, наоборот, дадут очень благоприятный фон для его гадания... Он так и сказал - гадания, хотя Рост не понимал, что тут действительно от точеной, искуснейшей психотехники этого странного племени, которое прибилось к человечеству, а что действительно - от шаманства.
И вот теперь они подготовили эту комнату, собрали туда совсем немалое количество людей, почти всех, кто должен был разузнать, что следует делать с новым противником, и Рост понял - пора.
Сатклихо, с лицом почти непроницаемым, в котором, однако, Рост без труда читал скрытое отчаяние, привязал руки Роста к подлокотникам кресла, а ноги его очень нежно зафиксировала Баяпошка. Он сидел и пытался быть спокойным, очень спокойным, хотя это было трудно, должно быть, потому, что, помимо бешеной работы сердца, у него и дыхание участилось.
Сатклихо взял Роста за голову, обхватив его виски, еще раз заглянул прямо в глаза.
- Может, не надо, Рост? - Он помолчал, вгляды ваясь во что-то, чего Рост не видел, потому что это на ходилось в нем самом. - Эксперимент может кончиться плохо.
- Продолжай. - Рост попробовал улыбнуться, чтобы подбодрить начавшего, кажется, дрейфить тестя, но это было уже не в его силах.
Тот кивнул, и прижал Ростикову голову к изголовью мягким, но и очень прочным ремнем, на случай, если он будет биться в припадке. На столик рядом с креслом, уже за кругом света, ломившего Ростику в глаза, положили что-то непонятное... Рост сосредоточился, совсем чуть-чуть, и вдруг понял, что это кляп, который вставляют больным падучей, чтобы они во время припадка не откусили себе язык. Он решил запротестовать:
- Как же я смогу говорить, если вы прижмете мне язык к небу? - Только тогда он понял, что бормочет слишком быстро, визгливо и совсем-совсем не по-русски, а на какой-то странной, почти страшной смеси русского, Единого и грузинского языков.
Откуда взялось вдруг знание грузинского, он не понимал, может, от тещи Тамары, ведь, когда они с Любаней были еще совсем детьми, они часто говорили не совсем на том языке, к которому привык Рост, на котором говорили остальные люди в Боловске... А он и забыл такую подробность своего детства... Значит, и Любаня пусть в каком-то неявном виде, но знает грузинскую речь, подумал он мельком... Это было неважно, эти мысли следовало гнать - он их и погнал. Прочь из сознания, прочь! И его сознание подчинилось.
Он вообще становился каким-то совершенным мыслителем теперь, хотя не очень-то и рвался, но вот ведь - получалось!.. Или таким его сделало Полдневье? Эти мысли тоже следовало гнать, хотя размышления на эту тему были ему интересны, и именно сейчас. Но он был дисциплинированным мыслителем, вернее "мышленником"... Хотя откуда взялось это словцо, он уже точно не знал.
- Начинай, - прошептал ему на ухо Сатклихо, - мы готовы.
Рост заговорил, но собственный голос показался слишком уж мощным для этого помещения.
Итак, корабли, они идут на человечество, чтобы уничтожить его окончательно, чтобы даже память о странном для Полдневья племени, называющем себя русскими людьми, испарилась, исчезла под грузом тысяч лет, которые уже как бы смотрели Ростику в лицо, даже не ожидая своей очереди, а явившись сюда, как толпа гигантских гатаумов, которых когда-то против людей использовали насекомые... Слишком много воспоминаний, слишком сложные ассоциации, слишком много пространства вокруг, а следовало сосредоточиться на одном плавающем городе и вызвать знание о том, как его отогнать, желательно так, чтобы он больше никогда уже не вернулся покорять человечество.
На каждом корабле на мощном, круговом вороте, вынесенном далеко за борта, находится платформа, шестиугольная, способная соединяться с другими такими же платформами. Узел, которым они пристегивались между собой, чем-то напоминал дверную петлю, только их было много, по каждому из краев шестиугольника чуть не четыре десятка... Рост вдруг увидел этот мощный, сделанный из прочного металла узел, с толстыми, в четверть метра, осями, с проушинами, которые закрывались какими-то рычагами. И почти сразу понял, что он знает, как их отстегивать. Вот и первое, что он мог бы сообщить после этого сеанса, - пять-семь кораблей неплохо бы выдрать из плавающего города-острова и пригнать в Одессу, они будут людям очень полезны, потому что там хранилища и мастерские, позволяющие изготавливать черные треугольные крейсеры, оборудование для них, оружие, какие-то довольно сложные электрические машины, дающие возможность плавать по морю, что-то вроде гидропонных ферм, где произрастают злаки и травы, из которых можно выращивать какую-то белково-грибную смесь... Из одного чана, вырабатывающего эту пастообразную массу, можно получить такое количество пищи, что прокормится почти весь город...