Я получил информацию о том, что Громов на самом деле последние два дня находился в Узбекистане и что он должен прилететь в какую-то точку маршрута по дороге от Мазари к «мосту Дружбы» и присоединиться к последней колонне 40-й армии. Маленький генерал все сам тщательно срежиссировал.
Я ждал поступления докладов.
Генерал Громов хотел, чтобы все было сделано так, как надо. Представителей иностранной прессы привезли на автобусах из Термеза в специальный пресс-центр с крытым павильоном, открывавшим вид на «мост Дружбы». Прежде чем пресса успела сообразить, что происходит, какие-то люди поспешно перенесли через мост покрытое одеялом безжизненное тело погибшего накануне русского солдата, последней жертвы войны. Телекамеры нескольких десятков телекомпаний сфокусировались на середине моста, где остановился одинокий танк. Спрыгнувший с брони генерал Громов ловко одернул полевую форму и четко прошел последние сто ярдов, отделявших его от советского берега Амударьи. Он уже почти достиг конца моста, когда его сын Максим, нескладный 14-летний подросток, крепко обнял отца и вручил ему букет красных гвоздик. Последние 50 ярдов отец и сын шли из Афганистана вместе.
В тот момент Громов стал советским «героем Афганистана». Я никогда не понимал, почему.
За почти 10 лет войны Советский Союз признал потери около 15 тысяч убитыми и несколько сотен тысяч ранеными или потерявшими здоровье в результате болезней. Блестяще организованный генералом Громовым выход из Афганистана вскоре превратится для Советского Союза в катастрофу, но он сам останется героем афганской войны. Советская авантюра закончилась так же, как началась: фантазиями и иллюзиями.
Начальник службы связи вошел в мой кабинет и доложил: «Он вышел».
Я кивнул головой и сказал: «Отправляй».
Так мы отправили в Лэнгли телеграмму «вне очереди», которая состояла всего из двух слов, покрывавших весь лист.
ИСЛАМАБАД 222487
ДИРЕКТОРУ, НЕМЕДЛЕННО
WNINTEL
ТЕМА: СОВЕТСКАЯ ОККУПАЦИЯ АФГАНИСТАНА
В ту же ночь я закончил один ритуал. Мой офис находился на расстоянии примерно трех четвертей мили по прямой от советского посольства. С момента прибытия в Пакистан летом 1986 года я на протяжении почти трех лет круглые сутки держал на подоконнике зажженную настольную лампу. До меня из разных источников доходила информация о том, что резидент КГБ, работавший в похожем на крепость советском посольстве, находившемся от меня на расстоянии ружейного выстрела, часто высказывался, что мой офис работал круглосуточно в любое время дня и ночи. Однажды работник КГБ даже прямо сказал мне, что он заметил, как я работаю по ночам, поскольку у меня в кабинете постоянно горит свет.
Вечером 15 февраля 1989 года, как только солнце зашло за горы Маргалла, я выключил свет в своем кабинете, в том числе и настольную лампу, горевшую на протяжении трех лет.
Все закончилось. Выход 40-й армии в постановке генерала Бориса Громова оказал огромный пропагандистский эффект. Он добавил чувство завершенности, подумал Шебаршин, к финальному акту драмы, превратившейся в трагедию. Еще до того как генерал Громов вышел из Афганистана как символический последний советский солдат, Наджибулла призывал оставить в Афганистане «небольшой советский контингент для выполнения ограниченных функций». Звучали также и просьбы о проведении ударов с воздуха по восточному Пакистану в провинции Пактия в районе Жавара, Хоста и других баз бандитов. Но Шебаршин твердо выступал против любых форм дальнейшей советской интервенции. Продолжение этого было просто невыносимо. У Шебаршина не было иллюзий в отношении того, что на заключительном этапе афганской авантюры Советский Союз действовал благородно. Наоборот, он был убежден, что замечательное представление Громова перед мировой прессой было еще одним шагом в предательстве Афганистана. Предательство или нет, но это было уже необратимым. Советскому Союзу придется жить с той закулисной сделкой, которую заключил Шеварднадзе со своими партнерами по переговорам — Джорджем Шульцем и Джеймсом Бейкером. И, в конечном счете, СССР должен будет жить с этим позором.