Когда Гикман в очередной раз 27 апреля 1989 года пришел в этот дом, он набрал телефонный номер в США, код города 202, соответствовавший Вашингтону, и заместитель руководителя службы контрразведки ЦРУ Тед Прайс понял, что наконец-то он дождался результатов. Быстро проведенная проверка показала, что Гикман набрал номер телефона, принадлежавший директору департамента Европы и Канады Госдепартамента и бывшему заместителю посла США в Австрии Феликсу Блочу. Прайс не был специалистом по Советскому Союзу, он постигал искусство разведки на улицах Гонконга и Пекина, а также в таких столицах стран третьего мира, как Аддис-Абеба, но мгновенно понял, что у него в руках оказалась настоящая бомба.
Самоуверенный и чопорный, живое воплощение манер Старого Света, уверенно чувствовавший себя в дипломатических кругах, Блоч, по крайней мере на первый взгляд, был олицетворением традиций Госдепартамента. Блоч, для которого обычай и положение имели первостепенное значение, отнюдь не производил впечатления человека, способного на риск и готового вести двойную жизнь советского шпиона. Но телефонный звонок Гикмана внезапно все изменил. Блочу предстояло стать наиболее высокопоставленным сотрудником Госдепартамента, попавшим в разработку по подозрению в шпионаже. Прайс знал, что его охотникам за шпионами нужно будет действовать тихо и аккуратно.
Как только Блоч оказался в прицелах ЦРУ и ФБР, эти спецслужбы не стали терять времени. В ходе разработки ими был установлен контакт с французскими партнерами, которые 14 мая зафиксировали встречу Блоча и Бикмана в Париже. К этому моменту в Лэнгли уже не было сомнений, что Блоч работал на Советы. Работавшие по делу контрразведчики установили, что внешне респектабельный дипломат имел тайную склонность к садомазохизму и в Вене даже нанимал для этой цели специальную женщину. Он, по-видимому, работал на Советы с 1974 года и делал это за деньги. Жена его об этом ничего не знала.
И все-таки твердых улик, с которыми можно было бы идти в суд, у контрразведчиков не было. У ФБР не было абсолютных доказательств, что Блоч через Бикмана передавал Советам секретную информацию. Бескомпромиссный главный специалист по делам о шпионаже Министерства юстиции Джон Мартин требовал четких доказательств. Теду Прайсу и его коллегам в контрразведке оставалось только продолжать наблюдение.
Для Роберта Хансена Феликс Блоч не значил ничего, даже меньше чем ничего. Это был денди из Госдепартамента, который себя скомпрометировал и заслуживал ареста. Из материалов на Блоча, которые видел Хансен, этот дипломат представлялся ему изысканным еврофилом, как раз таким типом, на которого работник ФБР с удовольствием надел бы наручники. Но другой Роберт Хансен, советский шпион, имевший секретный псевдоним «Б», мог понять этого человека, ведшего тайную жизнь. Более того, он считал своим долгом предупредить КГБ, что один из его агентов попал в беду. Бикман был профессиональным разведчиком, действовавшим без дипломатического иммунитета, и в случае ареста ему грозило длительное тюремное заключение. «Блоч был таким растяпой, — писал впоследствии Хансен КГБ, — что мне просто не хотелось его защищать. Но он был вашим другом и был еще ваш нелегал, которого я хотел спасти».
И вот, преодолев свою неприязнь к Блочу, Хансен поставил сигнал вызова к тайнику «Боб», расположенному под пешеходным мостом в парке Айдлвуд, недалеко от его дома. Там он оставил пакет для своих кураторов из КГБ. В пакете была информация о разработке Блоча ФБР и предупреждение о том, что Рейно Бикман «засветился». Хансен также возвратил КГБ бриллиант, которым с ним ранее расплатились, — он хотел получить наличные.
Попутно он передал компьютерную дискету с секретной информацией о некоторых технических программах ФБР и записку с номером счета в швейцарском банке, на который КГБ может переводить ему вознаграждение.
Закончив мероприятие по связи с КГБ, Хансен спокойно отправился домой к своей семье. С тех пор как много лет назад в 1980 году Бонни Хансен случайно обнаружила, что ее муж связан с советской разведкой, она неоднократно прямо спрашивала его, не взялся ли он за старое. В таких случаях он всегда изображал обиду на то, что она не верит данному им обещанию. Их растущая семья жила небогато, и это убеждало ее в том, что Боб держал свое слово никогда больше не связываться с русскими. Во всяком случае, она не замечала, чтобы у него появлялись какие-то свободные деньги. Позже, правда, ее брат и золовка утверждали, что она как-то рассказывала им, что находила в доме большие суммы денег, но она отвечала, что не понимает, что они имели в виду.