То утреннее совещание закончилось на какой-то ноте ожидания. Что-то должно было взорваться в Восточной Германии, но в Лэнгли и за рекой в Вашингтоне никто не знал, что это будет. Лишь одно я знал твердо. Мне надо было овладеть ситуацией, вырваться за пределы повседневной суеты и текучки. Нам нужно было быстро перестроиться, чтобы иметь возможность удовлетворить запросы СНБ.
— Нам надо понять, куда мы движемся, — сказал я закрывая совещание. — Надо заниматься актуальными проблемами.
У меня уже было несколько месяцев, чтобы присмотреться к отделу, понять его сильные и слабые стороны.
В руководящем звене оперативную преемственность обеспечивал заместитель начальника отдела Пол Редмонд. Он в буквальном смысле слова знал, где зарыты все трупы, но это была только часть проблемы. Он был очень искушен, но так зациклился на потерях 1985 года, что я сомневался, сможем ли мы работать вместе в долгосрочном плане.
Стив Вебер был совсем другим человеком. Он родился в Венгрии до начала Второй мировой войны и был еще ребенком, когда эта война закончилась и власть захватили коммунисты. У него возник конфликт с местной службой безопасности, и в конце 50-х годов он попал в батальон для принудительных работ. Каким-то образом подделал документы и сумел выехать на Запад, где оказался в поле зрения армейской разведки США. Проработав несколько лет на периферии мира шпионажа, он завербовался в ЦРУ, и теперь, четверть века спустя, этот венгерский беженец был у меня начальником операций и имел ранг, эквивалентный двухзвездному генералу. Это могло случиться только в Америке, думал я каждый раз, глядя на Вебера. Пришел к выводу, что могу целиком положиться на этого седовласого оперативника и его советы.
Мой руководитель контрразведки Джон О’Рейли был абсолютным ниспровергателем. Для О-P, как мы его звали, не было ничего святого, и никто не был застрахован от его острот. В своем контрразведывательном «крольчатнике» он окружил себя экзотическими атрибутами истории шпионажа, включая глянцевый портрет Джеймса Джизуса Энглтона, глядящего через очки в роговой оправе. На столе под портретом было буддистское молитвенное колесо. Ни один посетитель, приходивший к начальнику контрразведки за советом, не мог удержаться, чтобы не взять и не закрутить это колесо. О’Рейли был на этом посту уже много лет. Он знал всю историю отдела и еще больше слухов. Он уже почувствовал, что центр тяжести смещается и перед советским отделом встают новые задачи. Я решил выдвинуть О’Рейли в руководство, чтобы иметь его поближе к себе, когда начнут происходить интересные события.
Заместитель Дэвида Ролфа появился в воскресенье в резидентуре бледный и потрясенный.
— Что случилось?
— Кучерявый оказался обманщиком. Он с самого начала работал под контролем.
Заместитель резидента только что возвратился из Западного Берлина, где встречался с другим офицером «Штази», который предложил свои услуги, подбросив письмо ему в машину. Работник «Штази» начал встречу с сообщения о том, что ему известно, что Кучерявый работает на американцев и он знает, когда и где с ним встречаются. Кучерявый доложил о первоначальном подходе и с того момента работал как агент-двойник. Узнав о подходе к Кучерявому, этот офицер решил сам установить контакт с ЦРУ и работать по-настоящему.
Если Кучерявый оказался подставой «Штази», то второй «доброволец» оказался настоящим. Вербовочный подход к Кучерявому окончился провалом, но его доклад об этом — вместе с сообщением о том, сколько ему было предложено денег, — побудил второго офицера заняться шпионажем. Он, в свою очередь, вскоре станет самым ценным американским агентом и будет передавать тысячи листов документов «Штази», включая организационные схемы и списки личного состава МГБ и Главного управления разведки. Эти списки окажутся весьма кстати, когда ГДР начнет разваливаться.
Стив Вебер просунул голову в дверь моего кабинета и объявил: — Хонеккер только чтоушел в отставку.
— Что?!
— Да. Говорят, по состоянию здоровья.
— Кто преемник?
— Его заместитель Эгон Кренц.
— Что дальше? — спросил я, зная, что готового ответа не было.
— Трудно сказать, — ответил Вебер.
Дэвид Ролф был еще на работе, когда услышал, как представитель восточногерманского правительства сделал по радио заявление, которое застало его — как, впрочем, и всю ГДР — врасплох. Это сделанное мимоходом заявление помогло разрушить советскую империю в Восточной Европе.