В результате Вашингтон получал информацию о быстро развивавшихся событиях в ГДР не от ЦРУ, а от Си-эн-эн. Кадры падения Берлинской стены стали началом негласного соревнования Си-эн-эн и ЦРУ на завершающем этапе холодной войны. Когда в период 1989–1991 годов события исторического значения случались каждый день, Дэвид Ролф и другие полевые работники ЦРУ, сначала в Восточной Европе, а потом и в СССР, чувствовали постоянное давление — нужна была актуальная информация, чтобы не отстать от событий. Штаб-квартира постоянно напоминала работникам, чтобы они не гнались за новостями и сосредоточивали свое внимание на сборе секретной информации, которую президент США не мог получить из других источников. Но разведчикам было трудно оставаться в стороне от происходивших вокруг исторических событий.
К тому же о добыче секретов, которые могли помочь президенту США лучше понять развивающуюся историю, было легко говорить, но не так легко осуществить это на практике. Даже при наличии хорошей агентуры очень сложно вскрыть тайную, закулисную сторону быстро развивающихся событий. В реальности же у ЦРУ не было агентов с доступом в высокие политические сферы, которые могли бы давать важную политическую информацию. Как же в этих условиях работники ЦРУ должны были удовлетворять информационные аппетиты политиков, требовавших непрерывной информации? Посоветовать им включить Си-эн-эн и надеяться на лучшее? Именно в такой нелепой ситуации оказалось ЦРУ в Восточном Берлине в ноябре 1989 года.
Германский канцлер Гельмут Коль, находившийся с пятидневным визитом в Варшаве, был, как и все, застигнут врасплох ошеломляющим заявлением Шабовски и новостью о том, что новые восточногерманские правила поездок за рубеж вступают в силу немедленно. Во время коктейля в бывшем дворце графа Радзивилла в Варшаве Коль оживленно говорил с его польскими хозяевами, включая Леха Валенсу, но мыслями оставался в Берлине и держал ухо востро в ожидании очередного судьбоносного объявления.
Когда наконец это извещение пришло, это было почти катарсисом. Помощник прошептал ему на ухо: «Стена открыта!» Позже в тот же вечер в отеле «Марриотт» германский канцлер заявил собравшимся журналистам: «Теперь мировая история будет переписана».
В тот вечер в своем номере Гельмут Коль, как и весь остальной мир, обратился к единственному действующему источнику информации, освещавшему наиболее важный исторической момент второй половины века, — к Си-эн-эн.
Бэртон Гербер, который теперь возглавлял европейский отдел, отвечавший за операции в Западной Европе, был на ланче с директором ЦРУ Уильямом Вебстером и небольшой группой работников разведки Западной Германии в личной столовой директора, когда его вызвали для важного сообщения. Гербер извинился и вышел из столовой, и тут ему сообщили ошеломляющую новость — только что открыты пограничные проходы в Берлинской стене. Гербер вернулся и сообщил новость директору и возбужденным немецким гостям.
После ланча Гербер отправился к своему коллеге в Информационном управлении, чтобы узнать мнение аналитиков об обстановке, а потом вернулся к себе в кабинет слушать последние новости из Берлина. Для Гербера, который в течение пяти лет возглавлял советский отдел и посвятил большую часть своей жизни тайной борьбе с Советами, это был глубоко эмоциональный момент. Видя на экране, как делалась история, Гербер не мог сдержать восторга от того, что в Берлине, на этом первом плацдарме холодной войны, была одержана победа.
Я переключал телевизор между Си-эн-эн и каналами телевидения Восточной и Западной Германии, транслировавшимися в штаб-квартиру ЦРУ через спутник. Никто не мог предсказать, когда и как это случится. Ни ЦРУ, ни Госдепартамент, ни правительство в Бонне. И никто не был готов к событиям 9—10 ноября. А где была агентура? Мне часто будут задавать этот вопрос. Где наши шпионы, которые подскажут нам, что произойдет дальше?
ЦРУ не имело агентуры, могущей освещать развертывавшиеся события. Никто из наших агентов в столицах стран Восточной Европы или в Советском Союзе не мог сказать нам, что происходит, — большинство спрашивало об этом нас самих. Все они следили за развивающейся драмой по телевидению и задавались вопросом: что может произойти дальше? Даже самый лучший агент не может сказать, что сделает правительство, когда никто в этом правительстве не знает, что оно должно делать.