— Милтон, ты знаешь, сколько людей погибло во время Великой Отечественной войны? — спросил Красильников под впечатлением исторического окружения и тех событий, которые должны были произойти через день.
— Русских или вообще? — уточнил я, пытаясь определить, куда он клонит. Я еще не так хорошо знал этого человека, но с каждой встречей он приоткрывался все больше. Я с удивлением узнал, что он был поклонником Элизабет Баррет Браунинг, но не обязательно Роберта Браунинга, добавлял он с улыбкой[69]. Теперь у меня было ощущение, что мне приоткроется еще одна грань этого незаурядного человека, может быть, что-то связанное не столько с поэзией Элизабет или Роберта Браунинга, сколько с многострадальной русской душой.
— Я назову тебе обе цифры. Более 21 миллиона русских и в целом по миру около 50 миллионов. Все это началось здесь, в Германии, еще до того как ты появился на свет.
Красильников, всегда очень тщательно выбиравший слова, казалось, был погружен во что-то. Его явно беспокоило нечто выходившее за цифры потерь во Второй мировой войне.
— Сколько вы потеряли в битве за Берлин, Рэм? — спросил я, нащупывая нить.
— Больше, чем вы за всю войну. Вы, американцы, как всегда, рассудили правильно и позволили нам взять Берлин. За каждого убитого немца маршал Жуков отдал четыре советских жизни. А теперь ты знаешь, что происходит? Знаешь, почему я хотел, чтобы наша встреча состоялась здесь изавтра?
— Нет, но, я думаю, ты мне скажешь.
— Да. Потому что несмотря на то что мы с боями и ценой больших людских потерь вошли в Берлин 45 лет назад и несмотря на то что мы были одной из четырех оккупационных держав, послезавтра мне для приезда в Берлин надо будет получать визу. Для военных этот вопрос будет как-то урегулирован, пока они полностью не выйдут отсюда, но мне и моим коллегам послезавтра будут нужны визы. Ты не видишь в этом иронии?
Правда заключалась в том, что я это чувствовал. Это была моя третья встреча с Красильниковым на протяжении менее года, и я чувствовал, как наши личные отношения заклятых врагов, относившихся с подозрением к любым мотивам другой стороны, постепенно сменялись отношениями оппонентов, которых происходящие события вовлекали в сферы общих интересов. Эта эволюция была постепенной, очень робкой с обеих сторон, и пока еще рано было говорить о возникновении доверия. Но существовало понимание того, что наш мир менялся. Этот изменяющийся мир стал новым элементом в отношениях с моим спутником, целиком поглощенным решением контрразведывательных проблем, которые ставила перед ним деятельность ЦРУ. Он оказался настолько поглощен этим, что у него не оставалось времени для обдумывания другой реальности — его система шаталась. Рэм Красильников, чье имя образовано сокращением слов «революционный мир», не видел, что все уже закончилось, разве только мелькала подобная мысль в какой-то короткий момент минутной слабости, которую он мог быстро подавить. Он, похоже, все еще был убежден, что если ЦРУ прекратит свою подрывную деятельность против СССР и социалистического единства во всех точках соприкосновения, кризис пройдет. В тот момент я подумал, что Рэм Красильников застрял все в том же искривлении временного пространства, которое захватило Пола Редмонда. Им надо встретиться, подумал я. У них очень много общего.
Мы совершили эту небольшую прогулку по предложению Красильникова. Я постоянно имел в виду, что при определенных обстоятельствах могу предложить ему альтернативу его пенсии КГБ. Был уверен, что у него были такие же мысли в отношении меня. Этим мы зарабатывали себе на жизнь. И когда он во время перерыва в «гавриловской встрече», проходившей на конспиративной вилле КГБ в 200 метрах позади нас, предложил прогуляться, я принял это приглашение. И теперь, прогуливаясь с этим седовласым генералом КГБ по Рейнштайнштрассе, я почувствовал, как этот человек на мгновение приоткрылся. До воссоединения Германии в составе НАТО оставалось менее суток, и это означало конец Варшавского договора. Но Западная группа советских войск все еще оставалась на территории Восточной Германии, и главная причина этого состояла в том, что советское правительство было не в состоянии обеспечить возвращающихся военнослужащих и их семьи квартирами и всем необходимым для жизни, если они возвратятся все сразу. Здесь, в Германии, где Советы превратили Группу войск в своеобразное государство в государстве, события были предсказуемы, а в Москве все было полно неопределенности.
69
Элизабет Баррет Браунинг (1806–1861) — английская поэтесса; Роберт Браунинг (1812–1889) — английский поэт, супруг Элизабет Баррет Браунинг. —