— Милт? Это Билл Пикни.
Пикни сейчас был резидентом ЦРУ в Каире.
— Похоже, в Москве все разваливается, — сообщил он. — Банда старой гвардии отняла власть у Горбачёва. Я направляю к тебе работника с последней информацией и уже заказал билеты на следующий рейс в Вашингтон, если ты захочешь возвратиться сегодня вечером.
— О, черт возьми, — проворчал я, включая Си-эн-эн.
Через два часа я уже летел в Вашингтон.
10
Когда я на следующий день, вернувшись из Каира, пришел в офис, советский отдел и Оперативное управление в целом возбужденно гудели, как потревоженные ульи. Некоторые члены старой гвардии переживали сладкое ощущение реванша, особенно те, кого я убрал из отдела. Они были правы, а я оказался не прав. Вот чего стоят идеи Бирдена об исторических переменах в Советском Союзе, а также его планы перестройки отдела и приспособления его к новым реалиям. Счастливые дни возвращались!
— Шеф, тебя трахнули, — сказал О’Рейли, когда я проходил мимо его кабинета.
Я вернулся, зашел в кабинет О’Рейли и плюхнулся в кресло напротив его рабочего стола. Взяв с его стола буддистское молитвенное колесо, я стал его раскручивать.
— Расскажи мне об этом, — попросил я.
— Вчера тут нашептывали, — ответил О’Рейли. — Бирден слишком рано свернул свои знамена, говорили они, а некоторые вообще выглядели просто счастливыми.
— А что ты думаешь? — спросил я О’Рейли.
— Они ошибаются, — ответил он, подавая мне стопку телеграмм. — Посмотри это, и ты поймешь, что на самом деле трахнули Крючкова и его банду.
К полудню 20 августа пьянящее чувство правоты как-то «рассосалось». Из поступавших разведывательных и открытых сообщений складывалось впечатление, что переворот захлебнулся и все больше походил на какую-то нелепую импровизацию. Что-то там явно не ладилось.
Разведывательная информация относительно специально отобранных добровольцев в Западной группе войск подтверждала этот вывод. Эти кадры были тщательно отобраны за несколько месяцев, но теперь они не были подняты по тревоге и по-прежнему сидели в своих казармах в состоянии такого же смятения и недоумения, как и весь остальной мир. Им просто было сказано подготовиться. Чуть позже им сообщили, что, возможно, придется в срочном порядке явиться в известные им центры подготовки. Так и не дождавшись приказа, большинство из этих добровольцев занялись своими обычными делами, а также толками и пересудами по поводу доходивших до них слухов.
Как и добровольцы Советской армии, Леонид Шебаршин с понедельника сидел у телефона и ждал приказа, который так и не поступил. Рано утром в понедельник ему позвонил председатель КГБ Владимир Крючков и попросил предоставить все ресурсы его Управления в распоряжение Чрезвычайного комитета. Шебаршин согласился и приказал внешней разведке заняться сбором информации об обстановке в Москве.
В течение дня он направлял Крючкову сообщения своих работников. Шебаршин также согласился поднять по тревоге работников военизированного подразделения ПГУ и приказал им собраться в Центральном клубе КГБ. Крючков, в прошлом начальник ПГУ, хотел, чтобы у него под рукой были надежные силы, которые можно было бросить на штурм Белого дома против «сброда», защищавшего Бориса Ельцина. Однако после первого звонка и лихорадочной активности понедельника наступила странная тишина. Больше Крючков не звонил.
Эта тишина была для Шебаршина самым красноречивым свидетельством того, что что-то шло явно не так. Шебаршин был человеком КГБ и, если бы в понедельник Крючков приказал ему пустить в дело военизированное подразделение, выполнил бы приказ председателя. Но повиновение имело свои границы. К утру среды ему было уже ясно, что переворот обернулся фарсом, и он решил, если Крючков позвонит и прикажет ему действовать, не подчиняться приказу председателя КГБ.
Шебаршин позвонил командиру военизированного подразделения и сказал ему, что тот должен подчиняться только исходящим от него приказам и игнорировать все остальные. И решил, что сам никаких приказов отдавать не будет. Шебаршину стало ясно, что Крючков и его подручные страдали фатальным отсутствием воли.
По всей Москве военные, разведчики и политики приходили к такому же выводу. У заговорщиков просто не было уверенности в своей правоте, чтобы они могли подкрепить свою непродуманную попытку захватить власть жесткой демонстрацией силы, и поэтому они на каждом шагу совершали ошибки. Люди, подобные Леониду Шебаршину, — верхний слой бюрократии, который фактически держал в своих руках рычаги управления советской системой, — подсчитали шансы и просто перестали отвечать на телефонные звонки.