Наутро погода прояснилась, и они вылетали в Вашингтон при ослепительном солнце. На какое-то время настроение Юрченко поднялось, когда, стоя в дверях самолета, он вдыхал утренний воздух. Но по пути в Вашингтон он, похоже, боролся со своей судьбой. Он был уверен, что КГБ успел «промыть мозги» Валентине и настроить ее против него. Теперь впервые он должен был думать о своей жизни без нее.
Он обернулся к Меданичу.
— Вы холостой. Что это значит — быть холостяком?
— Я был женат, был холост, — осторожно ответил Меданич, не зная, какого ответа ждал от него Юрченко. — В том и другом есть свои преимущества.
В Вашингтоне настроение Юрченко заметно ухудшилось. Без мечты о Валентине ему стало тяжелее переносить клевету, которая, по его представлениям, на него лилась. Его недовольство утечками в прессу возрастало. Он считал, что ЦРУ выставило его напоказ, отсекая остававшиеся у него варианты.
К середине октября Меданич и другие пришли к выводу, что Юрченко нужен перерыв. Может быть, поездка на запад позволит ему отвлечься от своих проблем и забыть о Валентине. На этот раз рядом с ним не будет Меданича, который его успокаивал. Его место занял Колин Томпсон, отправившийся с Юрченко и сопровождавшей его бригадой в поездку на запад США. У Томпсона и Юрченко не складывались отношения, что почти с самого начала обрекло поездку на провал.
Прилетев в Феникс, Юрченко и его сопровождающие на машинах отправились в Большой Каньон, в Лас-Вегас, и в Каньон Брайса в штате Юта. Предполагалось, что это позволит Юрченко расслабиться и посмотреть страну, но путешествие только укрепило его опасения в том, что он был чужим в этой незнакомой ему культуре. Вдали от Вашингтона Юрченко обнаружил, что здесь его плохо понимают люди из-за его сильного акцента. Предупрежденный, что в Америке овсяная каша, подаваемая к завтраку, называется не «porridge», a «oatmeal», он оказался в замешательстве, когда официантка не могла понять, что он имеет в виду, заказывая «oatmeal». Это был первый жизненный опыт за пределами «пузыря», созданного для него ЦРУ, и он поставил его в тупик. Позже он признался Меданичу, что в тот момент он, гордый офицер КГБ, почувствовал себя беспомощным ребенком.
В Лас-Вегасе Юрченко смутился, когда его провожатые предложили найти ему проститутку. Стало ясно, что прелести Лас-Вегаса — азартные игры, секс и выпивка — были не для Юрченко.
Самым ярким эпизодом поездки стал случай, когда их машину на дороге остановили работники ФБР и предъявили Юрченко фотоальбом. ФБР вело энергичный розыск работника АНБ, выдавшего Советам тайну самой дорогостоящей операции по подслушиванию в истории США. Раньше Юрченко уже показывали фотографии работников АНБ, но безрезультатно. Теперь ФБР расширило круг, включив в него бывших работников АНБ. На этот раз Юрченко быстро опознал Рональда Пелтона, который уволился из АНБ еще до того, как пришел в советское посольство.
Но как только Юрченко опознал Пелтона, Колин Томпсон сразу заметил в нем какую-то перемену. Юрченко вдруг понял, что, опознав Пелтона, возможно, попал в ловушку. Теперь ему, вероятно, придется давать показания в суде, и он тем самым публично подтвердит факт перехода на сторону американцев. Такое открытое выступление почти наверняка заставит советские власти принять какие-то меры в отношении его семьи и исключит возможность его возвращения в СССР. Позже Томпсон пришел к выводу, что именно в этот момент Юрченко начал подумывать о том, как ему выбраться из своей новой жизни.
После возвращения Виталия Меданич отметил, что эта поездка не подняла его настроение. К концу октября Меданич пришел к выводу, что эмоционально и в мыслях Юрченко ускользал. Меданич был одарен хорошей интуицией, и она уже некоторое время подсказывала ему, что дело Юрченко принимает нежелательный оборот. Каждый раз, когда он ехал к Юрченко на конспиративную виллу Ковентри в районе Фредериксберга, у него возникало какое-то жутковатое чувство. Он никогда не мог четко обозначить его, но во время их прогулок по берегу бобрового пруда, находившегося на территории виллы, у него иногда возникало ощущение, что за ними кто-то наблюдал. Были какие-то мелкие инциденты, например какие-то незнакомые люди въезжали на дорогу, ведущую к вилле. Это усиливало подозрения. Не было никаких доказательств, что незнакомцы заезжали, чтобы наблюдать за Юрченко, но Меданичу просто не нравилось такое количество совпадений.
Теперь настроение Юрченко быстро менялось. Наконец Меданич написал докладную записку с изложением своих опасений и предупреждением, что если не принять каких-то срочных мер, Юрченко может отказаться от сотрудничества с американскими властями. В начале ноября эта докладная попала на стол к Бэртону Герберу. Меданич сожалел, что от не использовал более сильных выражений и прямо не написал, что Юрченко может возвратиться в СССР.