Автор письма не раскрыл своей личности, но такому опытному разведчику, как Черкашин, письмо давало много намеков на то, где работал анонимный «доброволец». От Эймса КГБ было известно, что русские агенты в вашингтонской и других резидентурах КГБ в США использовались совместно ЦРУ и ФБР. Но такой работник ЦРУ, как Эймс, с широким доступом к информации мог также знать об агентах ЦРУ в СССР и других странах. Агенту ФБР такая информация была бы недоступна. И наоборот, агент ФБР, работающий по линии контрразведки, может располагать более подробной информацией об оперативных мероприятиях по советским представителям в США. Позже Пол Редмонд так высказался на этот счет: «Думаю, что Черкашину хватило 30 секунд, чтобы определить, что письмо исходило от агента ФБР».
Автор письма был достаточно искушен, чтобы понять, что секреты, которые он намеревался раскрыть Советам, могли привести к его разоблачению, даже несмотря на то, что не назвал КГБ свое имя. В своем письме он подчеркнул, что «коробка документов», которую собирался отправить Дегтярю, «в совокупности… укажет на меня».
Андросов и Черкашин знали, как уберечь этого «добровольца». Раньше в том же году они оба, не доверяя шифропереписке, выезжали в Москву, чтобы информировать Центр об Эймсе. Теперь КГБ обозначил этого нового «добровольца» литерой «Б» и постепенно стал создавать оперативную среду для налаживания с ним продуктивной работы.
15 октября Дегтярь получил на свой домашний адрес пакет от «Б», содержавший большое количество секретных документов. Андросов и Черкашин с трудом верили своему счастью. Спустя всего несколько месяцев после того как это сделал Эймс, новый «доброволец» передал им такие же сенсационные материалы из самого сердца американского разведсообщества. Вашингтонская резидентура КГБ, выведенная из равновесия произошедшим в начале года арестом Джона Уокера, «напала на жилу».
16 октября в 8:35 пост наружного наблюдения у здания советского посольства в Вашингтоне отметил приход Дегтяря с большой парусиновой сумкой, с которой тот обычно ходил. Это было должным образом зафиксировано в журнале наблюдений, и этот мелкий осколок информации много лет лежал в досье ФБР, необъясненный и, на первый взгляд, малозначимый.
Тем временем Черкашин стал продумывать способ, как убедить Валерия Мартынова возвратиться в Москву, не вызывая у него подозрений.
Ему это удалось. Он отправил свое письмо, возвращаясь из командировки в штаб-квартиру ФБР в Вашингтоне. Даже если КГБ придет к выводу, что оно исходило от кого-то из ФБР, будет трудно провести от него ниточку к руководителю среднего звена, супервайзеру в нью-йоркском управлении ФБР. Отправка письма по домашнему адресу Дегтяря давала дополнительную гарантию безопасности. Роберт Хансен знал, что ФБР на постоянной основе не контролировало почту, поступавшую на домашние адреса сотрудников КГБ. В конце концов, эти адреса были известны только нескольким работникам ЦРУ и ФБР. Не было никакого смысла подвергать перлюстрации их личную корреспонденцию.
Хансен был переведен в Нью-Йорк за десять дней до этого инцидента. Это был уже второй период его службы в Нью-Йорке и второй раунд его карьеры советского шпиона. В 1979 году, через несколько месяцев после первого назначения в контрразведывательную службу нью-йоркского управления ФБР, Хансен зашел в местный офис корпорации «Амторг», служивший прикрытием для ГРУ, и предложил свои услуги советской разведке. Как начинающий агент ФБР Хансен имел ограниченный доступ к секретам. И все же он смог раскрыть Советам личность одного из самых ценных и «долгоиграющих» шпионов в советской иерархии, известного в ФБР как «Топхэт[29]», а в ЦРУ как «Бурбон». Агентом «Топхэт» был генерал ГРУ Дмитрий Поляков, завербованный ФБР в Нью-Йорке в начале 60-х годов. Хансен также передал русским секретный список выявленных ФБР советских разведчиков, раскрыв тем самым осведомленность ФБР об их разведывательных операциях в США, а также кому из разведчиков пока удалось избежать расшифровки.
Русские реагировали на информацию Хансена о Полякове довольно странно. В тот момент Поляков находился в командировке в Индии. ГРУ отозвало его в Москву в 1980 году и, судя по всему, отправило в отставку, после чего ЦРУ потеряло с ним контакт в Москве. Поляков был арестован только в 1986 году, через несколько лет после увольнения из ГРУ, когда его еще раз выдал Олдрич Эймс. Советы считали, что для ареста генерала им нужно было получить подтверждение информации [30].
30
У меня есть основания утверждать, что Поляков был арестован в 1980 году, но факт его ареста долгое время держался в тайне. Похоже, что ЦРУ за 20 лет так и не разобралось с обстоятельствами провала агента «Топхэт». Но это тема отдельного разговора. —