15
Эдвард Ли Ховард находился в бегах больше недели, когда стали появляться первые надежные сведения о его местонахождении. ФБР проследило его маршрут из Альбукерке через Таксон в Хельсинки, но там след был потерян. Некоторые работники ФБР считали, что в Финляндии он установил контакт с КГБ и русские помогли ему выехать в СССР. Другие думали, что он специально заезжал в Финляндию, чтобы пустить ФБР по ложному следу, надеясь, что американская контрразведка решит, что он бежал в СССР, и прекратит его розыск, что позволит ему под чужим именем найти убежище в одной из хорошо знакомых ему стран Латинской Америки. ЦРУ было убеждено, что, оказавшись в Финляндии, Ховард отправился прямо в СССР.
В начале октября секретный источник ЦРУ в советском посольстве в Хельсинки сообщил, что в конце сентября на протяжении двух дней в резидентуре КГБ был какой-то необычный всплеск активности. Прошел слух, что в Советский Союз тайно на посольской машине через границу в районе Ленинграда переправляли какого-то очень важного человека.
В ЦРУ мало кто сомневался, что таинственный посетитель в Хельсинки был Ховардом, но ФБР потребовалось еще некоторое время, чтобы поверить, что он на самом деле выехал в Ленинград. В своей собственной книге, написанной спустя годы в Москве, вне всякого сомнения, с помощью КГБ, Ховард утверждал, что странствовал по свету, пока наконец не обосновался в Москве. Он даже утверждал, что некоторое время жил в Соединенных Штатах. Но ЦРУ было убеждено, что его переправили через границу в СССР вскоре после появления в Хельсинки.
Юрченко, похоже, успокоился. Может быть, в этом сыграла роль его недавняя поездка в Неваду. Мы гуляли с ним под нежарким октябрьским солнцем вдоль пруда на участке в Ковентри. В то время он проявлял большой интерес к бобровой запруде, за которой наблюдал в последние месяцы, и после ланча предложил мне прогуляться туда и посмотреть на нее. Ланч был в стиле Юрченко: вареные куриные грудки и морковь. Он по-прежнему готовил сам, как если бы был смертельно болен, и никак не мог продвинуться дальше куриных грудок и телячьего языка. Осмотревший Юрченко американский врач констатировал, к великому его изумлению, что у него не было рака желудка и его не ждали смерть и воссоединение с матерью.
За ланчем Юрченко рассказал мне историю Владимира Ветрова, работника научно-технической разведки КГБ, пять лет назад инициативно предложившего свои услуги французской разведке. Через полтора года его новой карьеры он был арестован за бессмысленное убийство в одном из московских парков. За это преступление Ветров был осужден на 12 лет лишения свободы, однако через несколько лет после вынесения приговора было установлено, что Ветров не только убийца, но и шпион, работавший на французов под псевдонимом «Фэйруэлл»[31]. Юрченко считал, что Ветров выдал себя в письмах к жене или, возможно, был разоблачен тюремным осведомителем. Юрченко не был уверен, какая версия больше соответствовала действительности, так как в разное время он слышал оба варианта.
После изобличения Ветрова как шпиона ему было приказано написать полное признание. Он возвратил следователям КГБ в Лефортово блокнот со своим «признанием», который был полностью исписан мелким почерком. Когда первый заместитель начальника управления «К» генерал Сергей Голубев ознакомился с записями Ветрова, то обнаружил, что это была самая яростная атака на КГБ, когда-либо рождавшаяся внутри этой организации.
По словам Юрченко, Голубев несколько раз прочел написанное Ветровым обвинение и решил просто закрыть его в своем сейфе. Юрченко рассказал, что, подвергая КГБ уничтожающей критике, Ветров в то же время всячески превозносил французов и в целом Запад. Голубев был сторонником жестких мер — несколько месяцев назад он возглавлял группу, которая допрашивала Гордиевского, а за шесть лет до этого был причастен к печально известному убийству отравленным зонтиком болгарского эмигрантского писателя Георгия Маркова — и решил, что признание Ветрова никто не должен видеть. Однако информация об этом признании все-таки просочилась, так же как и рассказ о том, как Ветров шел на казнь без каких-либо признаков раскаяния или страха.
Теперь, двигаясь вдоль озера с тросточками, сделанными Юрченко из прутиков, я решил сказать перебежчику из КГБ, почему приехал к нему без предупреждения.