– Кто ты, дедушка? – спросила, наконец, Варвара, и собственному голосу удивилась, таким тихим и тонким он ей показался.
– А ты как думаешь, красавица? – прищурился дед и колпак красный на голову потянул.
– Дед Мороз? – пискнула Людмила.
– Может и да, а может и нет, – поскучнел дед, но тут же снова улыбку между ушей выстроил. – Однако какой мороз летом?
– А… в окнах? – не поняла Людмила.
– Так то в окнах! – сдвинул брови дедок и тут же залился дребезгливым смешком. – Ладно, не буду рты вам вязать, спрашивайте, зачем пришли?
– Так мы разве пришли туда, куда шли? – не поняла Людмила.
– Смотря, куда шли, – пожал плечами дедок.
– То ли на запад, то ли на восток, то ли на закат, то ли на восход, – пролепетала Варвара. – Куда глаза глядели, туда и летели. А как глаза и ноги устали, так и встали.
– Пришли, значит, – согласился дедок и платок из рукава вытянул. Пот со лба смахнул, нос бугристый и ноздрястый в платок окунул, уголки глаз промокнул и снова платок в рукав отправил.
– Сестра, – прошептала Людмила.
– Сестра, – пискнула Варвара.
– Нет у вас никакой сестры, – ответил дед.
– Как это нет? – не поняла Людмила.
– Так была же! – сморщила носик Варвара.
– Была, – согласился дед, вытащил из рукава платок, сморкнулся в него, встряхнул платочек, тот золой и рассыпался. – Да сплыла.
– Так же нельзя! – закричала Людмила.
– Мы же ничего не сделали! – прошептала Варвара. – Подумаешь, тряпку сожгли? А если бы я зеркальце разбила? А если бы Людка ключик потеряла?
– Дуры вы, – покачал головой дедок и ласково так промурлыкал. – Дурррры! Причем тут платок? Причем тут ключик? Да и зеркальце? Побрякушки! Все тут! – постучал он себя по голове.
– Тут? – удивилась Варвара, постучав себя по лбу. – У нас? Или у тебя?
– Везде, – оборвал красавицу дед. – Да и что я? Я… вот только в окошки смотрю.
– Ты плохой Дед Мороз, – надула губы Людмила. – Дед Мороз дарит, а ты забираешь!
– Это в сказках Дед Мороз только дарит, – опечалился дед. – Не было у вас сестры! А ну-ка, девка, подай-ка мне вон тот мешочек!
Спрыгнула с лавки Людмила, сдернула с полки мешок, протянула деду. Распустил тот бечеву, подхватил со стола стакан, сыпанул в него горсть гороха. Горох – горох, не хорош – не плох, твердый – колок, моченый – ворог, вареный – мягок, зеленый – сладок. На три четверти стакан заполнился. Черканул дедок по уровню ногтем следок, словно стеклорезом прошелся. Зажал стакан ладонью, да тряхнул его пару раз. Там где три четверти было – чуть за три пятых образовалось. Снова черканул ногтем дедок, ударил по стакану ложкой и распался он на три части – затычку для подстаканника, пригубник без дна и тонкое прозрачное колечко.
– Вот ваша сестра! – заорал дед и покатил колечко по столу. Соскользнуло оно со стола стеклом, полетело платком, да осыпалось пеплом.
– Дед, – прошептала Варвара. – Разве люди – горох?
– А разве нет? – таким же шепотом ответил дед и смахнул стакан с горохом на пол.
В одном царстве-государстве, в затерявшемся среди лесов и рек провинциальном городке, на окраине затрапезного микрорайона, на третьем этаже панельной пятиэтажки, в обычной однокомнатной квартире жила-была женщина. И было у нее две дочери: старшая – Варвара-краса – черные глаза, длинная коса, средняя – Людмила-умница – умный побоится, дурак не сунется. Любила их мать, души не чаяла. Баловала, а все одно – к порядку приучала. Вот и теперь, накормила крох, напоила, спать уложила, подарки под елкой спрятала, а сама у телевизора за полночь засиделась, и все словно вспомнить что-то пыталась. Даже шкатулку открыла и погрела в ладонях причудливый ключик и кругленькое зеркальце. Потом постелила на столе байковое одеяльце, включила утюг и стала гладить белье – трусики и маечки, носочки и колготки, рубашки и платьица, платки и платочки. Гладила, пока не закружилась голова, и не начали слипаться глаза. Поэтому, когда в дверь позвонили, она не пошла открывать. Только махнула рукой и выдернула из розетки шнур утюга.
– Да ну тебя, дед, с твоими подарками.
2009 год
Полное дознание
01
Кунж относился к службе с прохладцей, но, оказавшись под началом лощеного болванчика из министерства, понял, что попотеть придется. Господин специальный советник Марцис появился в участке минута в минуту в семь часов утра и сам выбрал из десятка заспанных полицейских раздосадованного Кунжа, одним движением холеного пальца лишив седого ветерана и пивных посиделок, и нескольких обязательных партий в круглые кости в прохладе местного бара. Огорчение Кунжа неудачным началом субботнего утра было столь велико, что он даже не задумался над тем, по какой причине столичная штучка почтила присутствием пыльный степной городок, и чем мог заинтересовать советника страдающий одышкой полицейский. «Еще два года, – раздраженно думал Кунж, выгоняя из-под навеса двухместный веловоз, – два года унижений, чтобы получить в итоге более чем скромное содержание. И все только из-за паршивой второй степени».