– Почему не плачете? – спросил Марцис.
– А почему я должна плакать? – она посмотрела на советника с вызовом, и Кунж понял, что она и не собиралась плакать. – Я уже давно все выплакала. Когда еще была молода. У зеркала.
– Но ведь Питер ваш сын? – уточнил Марцис.
– Да, – Сандра вздохнула и снова стиснула губы в узкую полоску. – Он мой сын. Кто же еще, если я его родила? И я любила его. Так как могла. Тем более что и он был уродлив по-своему. Он ничего не умел.
– Не согласен, – Марцис продолжал рассматривать пальцы. – Он умел быть добрым, умел любить, помогать людям. Его любили. Я в этом уверен.
– А я нет, – она снова закрыла глаза.
– Отчего вы поссорились? – спросил Марцис.
– Я хотела, чтобы он сошелся с Лизи, – выдохнула Сандра. – Она, конечно, старше его, но очень уж хороша, да и любила его. Я хотела, чтобы у меня был внук или внучка. А он не хотел. Он все пытался разобраться с самим собой.
– Но ведь он решил сойтись с Меной? Или нет? – не понял Марцис.
– Слишком поздно, да и не дала бы мне ее мать заниматься с ребенком.
– Что значит слишком поздно? – не понял Марцис.
– Он исчез в тот самый день, когда должен был исчезнуть.
– Что это значит? – снова коснулся пальцами темной ладони Марцис.
Сандра промолчала.
– Вы понимаете, что можете попасть под подозрение, если не будете отвечать на мои вопросы? – спросил советник.
– Ваши подозрения беспочвенны, – наконец вымолвила Сандра. – Насколько я знаю, никакой магии при исчезновении Питера не применялось. То есть постороннего воздействия не было. Таким образом, любые разговоры вы можете списать на дар предвиденья, который у меня мог проявиться. Считайте, что я просто почувствовала, что мой сын может исчезнуть. И он исчез.
– Кто был его отцом? – встал из-за стола Марцис.
– Никто, – отрезала Сандра.
– Ладно, – Марцис с сожалением вздохнул. – Хотел бы попросить вас, госпожа Облдор, об одолжении. Разрешите снять со стены портрет Сона Сонга. Я закажу нашему художнику копию. Это пригодится для дела. Портрет верну. Или вот, господин Кунж вернет.
– Берите, – она вновь смотрела в окно. – Мне он не нужен.
11
Веловоз стоял на прежнем месте, а на скамье сидел бледный как пук прошлогодней соломы старик и жмурился на солнце белыми зрачками.
– Вас зовут Клавдий? – спросил Марцис.
– А вас советник Марцис? – просипел старик.
– Да, – кивнул советник и присел рядом. – Вам уже доложили?
– Мальчишки, – улыбнулся старик. – Детишки Фукса бегали. Деревня маленькая. Ничего не спрячешь, даже если захочешь. Кунж, я вас слышу. Подходите, садитесь. Или садитесь на ваш веловоз, ведь ваши дела заканчиваются уже? Кстати, советник. Это правда, что у вас лиловый значок на рукаве?
– Да, – ответил Марцис.
– Тогда зачем все это? – старик махнул рукой в сторону вертушки. – Зачем отбивали магию? Ведь вы и так всех видите почти насквозь.
– Почти насквозь и насквозь – не одно и тоже, – улыбнулся Марцис. – К тому же весь секрет полного дознания в том, что люди сами видят себя такими, какие они есть.
– Вы бы сразу подошли ко мне, – усмехнулся старик. – Я уже давно вижу людей такими, какие они есть. С тех пор, как потерял зрение. Могу сказать про каждого. Я сам – как осенний лист, случайно не облетел с дерева вместе с прочими листьями, и теперь болтаюсь на черенке, жду, когда раскрошусь и исчезну. Мать Питера – самое несчастное существо в округе. Она обманута. И почувствовала, что обманута в тот самый момент, когда поняла, что видит в зеркале саму себя.
– Но ее сын… – нахмурился Кунж.
– А что сын? – удивился старик. – Если навозная птица, ковыряясь в дерьме, обнаруживает драгоценный камень, она же не перестает быть навозной птицей? Она не превращается в лебедя. Она даже не может проверить, не стекляшка ли ей попалась вместо посуленного бриллианта.
– Дальше, – попросил Марцис.
– Лизи – это солнце нашей деревни, – продолжил старик. – Если бы она чаще выходила из дома, я бы поставил скамейку напротив ее крыльца и согревался бы от ее взгляда, как от солнечных лучей. Фукс – отличный староста, поскольку не старается казаться умнее, чем есть, а просто живет. Он никуда не стремится, ничего не добивается, он живет. Кто его знает, если бы так жил и Питер…, но мальчишка слишком близко принял к сердцу глупые слова….
– А Больб? – спросил Марцис.
– Просто люди, – пожал плечами старик. – Мена несчастная, плывет по течению вроде Фукса, но не имеет ни паруса, ни якоря, ничего. Набухает и тонет. Ей бы уцепиться за кого-нибудь. И ее мать – обычная женщина, вздорная, как и все женщины, которых обманул муж. Обманул уже тем, что оказался никем, к которому как не прижимайся, все не согреешься. Наверное, и Ева станет такой же, хотя она может стать такой, как Лизи. Они обыкновенные.