Я замерла на одно короткое, сладкое мгновение, прижимаясь к ней ещё сильнее, но внезапно почувствовала, что происходит что-то не то. Руки мамы безвольно лежали вдоль тела и не обнимали меня в ответ. Отстранившись, чтобы посмотреть ей в лицо, я с удивлением столкнулась с холодным и отсутствующим взглядом зеленых глаз.
– Катарина Кларк, – медленно произнесла мама спокойным, но пугающим тоном. – Могу я узнать, почему ты никогда меня не слушаешься?
Это было неожиданно и в то же время несправедливо. Я всегда была очень послушным ребенком, поэтому совершенно не понимала, о чем она сейчас говорит.
– Когда? – решила уточнить я, глядя на неё в полном замешательстве.
– Я же запретила тебе вызывать медиков, что бы не случилось, – чётко проговаривая каждое слово, произнесла мама и её глаза полыхнули каким-то незнакомым опасным огнем.
– Но мама… – растерянно заморгала я, почувствовав, что к глазам мгновенно подступили слёзы. – Ведь ты могла… умереть. – Последнее слово я произнесла почти шепотом и замолчала, не зная, что ещё сказать.
– Это не твоё дело, черт возьми!!! – закричала она столь яростно и пронзительно, что даже воздух вокруг нас завибрировал. Я вздрогнула и сжалась от ужаса, в то время как мама, наоборот, приподнялась на руках и подалась вперед, будто бы физически стремясь обрушить на меня силу своего гнева.
Никогда в жизни я не слышала, чтобы мама так кричала или даже просто ругалась. В этот момент я видела перед собой абсолютно незнакомую мне женщину, которую не понимала и боялась.
Слёзы уже сами собой катились по моим щекам, но я даже не пыталась их вытирать. Меня потрясывало мелкой дрожью, а предложения получались отрывистыми от охвативших меня рыданий:
– Если ты… умрешь… я останусь… совсем одна. В чужом городе… где никого не знаю… Ты должна лечиться…
– Ты ничего не понимаешь. – вся ярость мамы неожиданно сдулась, как воздушный шарик. Она тяжело опустилась обратно на подушку и закрыла глаза. – Ты ничего не понимаешь, – снова повторила она и замолчала.
Я продолжала стоять у её кровати, боясь шелохнуться. Скосив взгляд на лежащую рядом девушку, я с удивлением заметила, что она продолжает мирно спать. Мамины крики её ничуть не потревожили, и это было также странно, как и вспышка маминой ярости.
Наконец мама открыла глаза и устало вздохнула.
– Сейчас тебе лучше уйти. Думаю, я пробуду здесь не долго. Потом вернусь домой и… Там будет видно.
Я развернулась и почти бегом бросилась к двери, на ходу больно ударившись о спинку соседней кровати. Грудь сдавили невидимые тиски и мешали дышать.
– Прости меня, Кэтти, – словно шелест сухих листьев прошептал тихий мамин голос, когда я уже была у самого выхода. Я замерла у двери всего на одно мгновение, но тут же решительно дернула за ручку…
С того самого дня я разговариваю с мамой подчеркнуто вежливо и отстраненно. Я не звоню в неотложку и не предпринимаю никаких действий, о которых бы меня не просили.
И да, я до сих пор не простила свою маму. Потому что простить, значит понять. А я и в самом деле ничего не понимала.
*******
Миссис Клевер я решила подождать внизу, в вестибюле больницы. За время, что её не было, я успела полностью успокоиться, и даже если она заметила, что я плакала, то ничего не сказала на этот счет. В любом случае это было вполне естественно. Я была ребенком, чья мама в данный момент была нездорова и находилась в больнице. Слёзы в моей ситуации явление нормальное.
По дороге домой женщина рассказала мне о том, что прогнозы врачей пока весьма туманны и узнать что-то конкретное ей не удалось.
– Но скорее всего Маргарет выпишут уже через пару дней. Вот возьмут все анализы и отпустят, – бодро добавила она и ободряюще сжала мою ладошку. – Так что не грусти, дорогая.
Я ничего не ответила ей на это и продолжала молчать всю дорогу.
Тогда мы, конечно, ещё не знали о том, что мамина болезнь только добавит нам новых вопросов.
Мы подошли к дому, и я намеренно замедлила шаг. День стоял теплый и солнечный, идти домой в душную и пустую квартиру мне совсем не хотелось.
– Я погуляю здесь во дворе, вы не против, миссис Клевер? – спросила я у своей спутницы.
– Погуляй, конечно, проветрись. Только не долго, ладно? Я как раз обед приготовлю, – ответила женщина и неторопливо побрела к подъезду.
Я развернулась и направилась к качелям.
Как не старалась я гнать прочь свои невеселые мысли, но сцена в больнице, словно заезженная пластинка проигрывалась в моей голове снова и снова. Было и тоскливо, и обидно, и всё ещё чуточку страшно. На глаза снова навернулись непрошеные слезы, но я не стала их сдерживать. Мне казалось, что я осталась одна в целом мире, маленькая, одинокая, испуганная и глубоко несчастная в своем одиночестве.