Эрик Ягер согласно кивнул.
– Я должен сперва поговорить с Марксом. Правда, поздновато уже.
Он прошел длинный коридор первого этажа и поднялся по лестнице, которая вела в лабораторию и в баллистический отдел.
Маркс сидел за своим бинокулярным микроскопом и жестом попросил обождать.
Ягер подошел к коллекции оружия, которое, аккуратно рассортированное, красовалось в настенных витринах. Оружие распространяло специфические запахи масла, стали и дерева, в общем довольно-таки удушливые. На пронумерованных крючках висели револьверы и пистолеты всех марок и систем – от допотопных до наисовременнейших. Отдельно в ряд стояло множество двух– и трехствольных ружей, было здесь и старинное огнестрельное оружие – дуэльные пистолеты и аркебузы.
Эрик Ягер невольно вспомнил оружие в библиотеке Алекса Хохфлигера. Тот далеко не так тщательно чистил и снова пристреливал свой арсенал. Маркс же страшно гордился своим собранием. Недаром он был экспертом по баллистике.
Эрик Ягер, сам равнодушный к оружию, думал о том, что Маркса, в сущности, не интересует, в каких целях использовалась часть этого арсенала, и вряд ли его трогает то обстоятельство, что следы, которые он так усердно изучает под микроскопом, оставлены пулей, возможно только что извлеченный доктором ван Бёзекомом из тела жертвы.
Висел здесь и «смит-и-вессон-537-магнум», из которого стреляли в него, Ягера, примерно год назад на автостоянке возле шоферского ресторана в конце Парквег. Вид этого висевшего на стене оружия действовал ему на нервы всякий раз, когда он заходил в баллистический отдел. Он ощущал какую-то роковую связь между собой и этим револьвером.
Маркс встал. Это был высокий блондин с жизнерадостными голубыми глазами, которые, несмотря на постоянное напряжение – ведь ему приходилось изучать мельчайшие штрихи и пятнышки, – нисколько не потускнели. Благодаря сильным лампам в помещении, оборудованном по последнему слову техники, было тепло и уютно.
Маркс подвел Ягера к столу возле микроскопа и взял в руки маленький пистолет, найденный в нескольких метрах от Криса Бергмана. Пистолет был такой миниатюрный, что целиком умещался на ладони.
– Вы, конечно, пришли из-за этого. Пуля у меня, а вот – гильза. Парнишка, безусловно, убит из этого пистолета. Первым же выстрелом – магазин был заряжен семью патронами. – Он прикинул на руке вес пистолета. – Семьсот граммов. Игрушка, правда? Пущены в продажу буквально на днях! С ладонь величиной, а калибр девять миллиметров. Вы наверняка видели его на месте преступления.
Эрик Ягер кивнул. Он никак не разделял восторженный энтузиазм Маркса по поводу оружия, ведь совсем недавно он стоял в безжалостном свете прожекторов возле мертвого тела юноши.
– А что за люди приобретают такие вещицы? Маркс хоть и не почувствовал в Ягере родственного ему воодушевления, но нисколько не смутился.
– Во всяком случае, те, кто хочет иметь оружие, которое легко спрятать, и стреляют они, чтобы убивать.
– Гангстеры?
– Похоже, если учесть, что одна пуля была в патроннике. Впрочем, для службы безопасности тоже вполне сгодится. Ну и для охотников. В Германии, например, такое оружие широко применяется на охоте.
– Насчет Мулдера что-нибудь слышно? Маркс улыбнулся.
– Отпечатки пальцев стерты полностью. Веселенькое у вас дельце, ребята.
– Как это понять?
– А вы зайдите к Донкерсу. Он мне только что звонил, жаловался, что не может вас разыскать. По-моему, он на что-то наткнулся.
Эрик Ягер скривился. Мрачно посмотрел на электрические часы. Разговаривать с Донкерсом среди ночи не больно-то приятно. Как, впрочем, и в любой другой час суток.
Но сейчас, пожалуй, стоило к нему пойти, раз уж он сам хочет что-то сообщить.
Кроме того, зная себя, Ягер был уверен, что не сможет уйти домой спать, пока не получит все рапорты и не соберет все имеющиеся данные. Но даже если он и получит необходимые сведения, то и тогда вряд ли уснет: будет лежать, пока не зазвонит будильник, размышляя, пробуя восстановить ход событий, а перед глазами будут проноситься все те же картины.
В длинном коридоре, ведущем в лабораторию Донкерса, его шаги раздавались куда более гулко, чем днем. Однако за закрытыми дверями находились люди, которые, подобно ему, из-за драмы на Заячьем пруду были вызваны на работу. И все-таки ночь есть ночь. В одно из окон виднелось высокое звездное небо и месяц. На Бернхардлаан изредка вспыхивали фары проносившихся мимо автомобилей. Вдали темнел лес, верхушки деревьев вырисовывались на фоне ночного неба. Из какого-нибудь окна на этом этаже, наверное, можно было увидеть лучи прожекторов на Заячьем пруду.