– Что же он купил?
Словно извиняясь, она пожала плечами.
– Вещи, о которых мечтает любой парень его возраста. В общем, ничего особенного. Чудесный мотоцикл, например. Раньше у него было какое-то старое барахло, а это очень опасно, ведь в нем то и дело что-нибудь портилось. Потом новая одежда. Четыре костюма, уйма рубашек. Фотоаппарат со всеми принадлежностями, часы. Само по себе это не удивительно, но, хотела бы я знать, откуда у него вдруг взялись такие деньги? Поймите меня правильно… Крис был славный мальчик. Он и мне приносил подарки. Конфеты, красивую цепочку, цветы… Щедрый был парнишка. – Слезы выступили у нее на глазах, и она отвернулась. – Просто уму непостижимо, я не понимаю…
Схаутену она нравилась. Эта женщина с лоснящимся лицом и слишком пухлыми руками, которые высовывались из пестрого халата, была искренне привязана к юноше. А вдобавок она потеряла хорошего жильца.
– Остальные ваши квартиранты, наверное, уже спят?
– Да. Это две старые дамы и бывший банковский служащий на пенсии с женой.
– Крис с ними ладил?
– Да. Он был очень услужлив. Выполнял их поручения. Сами понимаете… старики.
Она задумчиво глядела прямо перед собой, и Схаутен решил подождать. Ему показалось, что она хочет рассказать что-то еще.
В большом доме было тихо. Время близилось к полуночи.
– Крис вообще-то любил пускать пыль в глаза, – продолжала она немного спустя. – Я это говорю не затем, чтобы очернить его, да и с какой стати? Но ему все время хотелось показать свое «я». Пижонил немножко, как говорит нынешняя молодежь. Похоже, еще в детстве узнал, что такое бедность, и она стала ему поперек горла. Может, потому он вроде бы страдал комплексом неполноценности. – Она нетерпеливо тряхнула головой. – Я ведь не психолог и не могу толком объяснить, но…
– Вы имеете в виду, что он ухватился бы за любой шанс разжиться деньжонками?
Мефрау Грун посмотрела ему прямо в глаза.
– Ведь так тоже случается. Разве нет? И тот факт, что его убили… мне страшно, – призналась она, вздрогнув.
Схаутен кивнул. Не исключено, что она попала в точку.
– Ему когда-нибудь звонили по телефону?
– Звонили. Но телефон висит в коридоре, и мне ни разу не пришлось его вызывать. Так что я не знаю, кто ему звонил.
– Давно он у вас поселился?
– Почти полтора года назад. Его дед и бабушка умерли один за другим, и после этого он переехал ко мне.
– Какое у него было настроение последние недели? Она немного подумала.
– Я заметила, что последнее время он частенько сидел, уставясь прямо перед собой, будто размышлял о чем-то.
– А вы его не спрашивали, откуда у него деньги, чтобы так много покупать?
– Конечно, спрашивала. Сказал, что накопил, а теперь вот решил истратить. И что дед с бабкой кое-что ему оставили. Объяснение правдоподобное, разве нет?
– Но вы ему не поверили? Она легонько покачала головой.
– Тот, кто долго и терпеливо копит деньги и хранит на текущем счету унаследованное от родных, не стал бы их вдруг за какие-то две недели разбазаривать. Он бы еще крепко подумал.
Схаутен понимал ход ее мыслей, сама она была, по-видимому, очень бережлива, и ей бы в голову не пришло взять и вышвырнуть деньги на покупку вещей, без которых вполне можно обойтись.
Он заговорил о другом:
– Давно ли он стал собирать пожертвования?
– Пока здесь жил, несколько раз ходил с кружкой.
– Из идейных побуждений? Она заколебалась.
– Не уверена. Думаю, не это главное. По-моему, социальная работа была для него одним из способов заявить о себе. Общественная деятельность давала ему положение, понимаете?
В комнате Криса полицию ожидало несколько сюрпризов. Кроме вещей, уже перечисленных мефрау Грун, там нашли стальной ящичек с двумя тысячами гульденов – слишком крупная сумма, чтобы держать ее дома, да еще у Криса был текущий счет в Южноголландском банке. Но там числилось лишь триста семьдесят пять гульденов. Зато в одном из амстердамских банков на его имя был открыт счет на десять тысяч гульденов, и это, конечно, были огромные деньги, поскольку дед, как показало следствие, ничего ему не оставил. Счет был открыт всего две недели назад.
В связи с новыми данными возникли и новые вопросы.
Следствие установило, что в тот последний вечер своей жизни он с кружкой для пожертвований в руках, насвистывая, решительно и без излишней скромности, нажал кнопку звонка в доме на Нассаукаде, значившемся в его списке первым.
– Это же наглость – приставать к человеку с пожертвованиями вечером, когда он хочет спокойно отдохнуть после ужина. Да еще поднимать такой тарарам у двери! Все это я ему и выложила, – сказала желтолицая дама лет под шестьдесят Тиммеру, который терпеливо выслушал ее пространные объяснения. Гремящая кружка и замечания Криса насчет «прекрасного вечера» возмутили ее.