— Ого! — вырвалось у Южина, и этот возглас подхватили голоса рабочих. Южин наклонился к соседу, знакомому по «Маяку», и тихо сказал: — Беги к Милютину, срочно собирайте товарищей в «Маяк». Я скоро приду туда.
Между тем губернатор продолжал уже воинственно:
— Что же касается меня, то я не оставлю своего поста до тех пор, пока меня не отзовет с него государь-император. Ура армии и ее верховному вождю!
Слились воедино крики гласных «ура!» и возмущенные возгласы рабочих.
— Гласные-то наши не разучились кричать «ура!» — шепчет Южину сидящий рядом товарищ.
— Ах, олухи! — негодует Южин. — Ну, поговорите, послушаем, что вы запоете перед лицом «улицы».
Губернатор удалился, и тотчас кто-то объявил, что в девять часов состоится еще одно заседание думы — расширенное, с участием представителей общественных организаций. Приглашались представители биржевого комитета, земской управы, общества купцов и мещан и даже окружного суда. Насчет рабочих — ни слова.
Южин поспешил в «Маяк». Необходимо было до девяти часов определить, как вести себя дальше, с чем явиться на расширенное заседание думы.
В клубе уже было шумно и людно. Бегал, суетился усач Марциновский, гудел, устанавливая порядок, Милютин.
Южин вошел торопливо, и тотчас все замолчали.
Михаил Иванович рассказал о только что прошедшем заседании думы и закончил с нажимом:
— Мы должны сказать свое слово от имени той самой «улицы», которой так боится губернатор. И выступать, и спорить, и бороться будем. А завтра… завтра будем создавать Совет… Да, мы создадим свою власть и посмотрим, чья возьмет.
Дума кишмя кишела пародом. Не только сесть — стоять негде было. Но «маяковцы» были настойчивы. Они буквально ворвались в зал, и перепуганные «отцы города» Неспокойно заерзали в своих креслах.
— Трепещите, «улица» идет! — не удержался Марциновский.
За окнами уже давно властвовала густая вечерняя мгла — был уже десятый час. Вокруг думы толпились люди, бушевали, пытаясь проникнуть в здание, чтобы хоть краем уха услышать, что скажут гласные.
— А царя спихнули или сам ушел?
— Сказывают — отрекся.
— О боже… Без царя-то как?
Вдруг эту говорливую суету прервал пронзительный мальчишеский свист. По улице в расстегнутой шипели, с шайкой в руке бежал полицейский. За ним, свистя и крича, бежала толпа гимназистов, студентов:
— Бей «фараонов»!
— Отрыжка самодержавия!
— У-у-у-у-у…
Мужчина в жестком котелке и с могучей тростью в руках, тщетно пытавшийся доказать свое право пройти в городскую думу, гневно воскликнул:
— Анархисты! Посмотрим еще, как они обойдутся без полиции. Молокососы!
Но увесистый снежный ком, метко пущенный в его праздничный котелок, охладил возмущенного господина.
Заседание думы началось. Заместитель городского головы Яковлев читал только что полученную телеграмму из Петербурга:
— «Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка…»
Яковлев читал холодно и бесстрастно. Но постепенно в его голосе начали звучать торжествующие нотки:
— «Сознавая всю ответственность принятого им решения, комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием…»
Васильев слушал недоумевая… Неужели это то, чего так долго и трепетно ждали?
А Яковлев, подчеркивая каждое слово, буквально пропел подпись под этим документом, точно это было главное в нем:
— «Председатель Государственной думы Родзянко». Родзянко… Восстановление порядка… Временное правительство… А где же революция?
Южин переглянулся с Милютиным, с Марциновским, с другими рабочими.
— Какая же это революция, черт побери! — воскликнул Милютин.
На него оглянулись, зашикали. Яковлев уже читал заранее приготовленный текст приветственной телеграммы новому правительству.
— «Городская дума, — все больше распалялся Яковлев, — в союзе с живыми силами народа окажет со своей стороны помощь Временному правительству в деле водворения порядка…»
Нет, больше этого терпеть нельзя было. Милютин толкнул в бок… Михаил поднял руку и громко потребовал:
— Прошу слова от имени Саратовской рабочей организации!
«Отцы города» заметно всполошились; одни ждали, что же теперь скажут эти «большевички», другие встревожились: неужели… в такой торжественный час… Южин заметил, с каким любопытством разглядывали его гласные.