Южин пришел на заседание расстроенным, и причиной тому была Таня, вернее, письмо, которое она получила из деревни.
Таня попросила Михаила Ивановича прочитать это письмо, и он был немало озадачен категоричным утверждением «могучего Васи», что Ленин и есть «первейший шпион кайзера Вильгельма» и что «ноне» надобно решить, кто в России победит — «немцы или мы, русские…».
— Как ты думаешь, Танюша, мы с Марией Андреевной похожи на шпионов?
— Не-е-е, — пропела девушка.
— А ведь мы с Лениным заодно.
— Ну-у-у? — изумилась Таня.
— Хочешь, — продолжал Южин, — я сам напишу ответ твоему Васе?
— Но-о-о, — согласилась она. Таня «нокала» во всех случаях жизни. — Сделайте милость.
— Ох, опять «милость». Не делаю я никаких милостей, я тебе не помещик. Моя мать была такой же, как и ты, по чужим домам белье стирала.
— Но-о-о! — поразилась Таня. — А вот вы все на свете знаете, — и, поразмыслив, добавила: — Как мой Вася.
Из деревни письма приходили редко, и писал их от имени ее неграмотных родителей все тот же Вася.
И вот теперь это новое письмо. Да, оно небезобидно. Сильно еще влияние эсеров среди крестьян, если верят они подлой, грязной клевете. Клевета эта, как уже было известно, распространялась все больше и больше. Некоторые из большевиков были настроены более оптимистично: в деревне не решается судьба революции. Михаил Иванович, Ковылкин, Плаксин были другого мнения: они предложили разъехаться по заводам.
— Совет третьего созыва должен быть нашим. За железнодорожников я спокоен, — заявил Степан Ковылкин. — В нашем комитете дела идут по-большевистски. — Этот рабочий парень был уже признанным лидером саратовских железнодорожников.
— И это все? — спросил Антонов.
— А чего же еще? — вопросом ответил немногословный Ковылкин, вызвав всеобщий смех.
— Что ж, — резюмировал Южин, — пожалуй, мы пойдем. Я — в войска, Антонов — на завод «Жесть». Словом, по своим боевым местам, товарищи! Меньшевики и эсеры сделали свое дело — предали рабочих. А мы должны показать, кто выразитель интересов пролетариата.
В эти дни «Известия Саратовского Совета» писали:
«Подведены окончательные итоги выборов в Совет рабочих и солдатских депутатов третьего созыва. Было избрано 320 большевиков, 103 веера и 76 меньшевиков. Большевистская фракция в рабочей секции увеличилась до 164 членов, в военной — до 156. От меньшевистской партии в рабочую секцию прошло 72 человека, а в военную лишь 4. Эсеры потеряли 7 мест в рабочей секции и 200 мест в военной».
«Пленарное собрание Совета избрало руководящий орган. От большевистской фракции в исполнительный комитет прошло 18, от эсеровской — 5 и от меньшевистской — 4 человека».
«Состоялось заседание военной секции вновь избранного Совета рабочих и солдатских депутатов… Председателем президиума военной секции избран подпоручик большевик В. Соколов».
«На заседании исполкома состоялись выборы в исполнительное бюро Совета рабочих и солдатских депутатов. В его состав вошли 5 большевиков, 2 меньшевика и 2 эсера. Председателем исполнительного бюро был избран В.П. Антонов-Саратовский, товарищами председателя — большевики М.И. Васильев-Южин, П.А. Лебедев и эсер Понтрягин»,
Октябрь семнадцатого года был дождливым и ветреным. Тучи низко шли над Волгой и словно стремились удержаться за нее косыми линиями дождя.
Южин второй день не выходил из дому: перемена погоды уложила его в постель, вызвала тяжелые приступы кашля и головную боль.
Наглотавшись пилюль, которыми лечила его Мария, Михаил Иванович лежа писал статью для «Социал-демократа»: «В революционном воздухе России пахнет грозой. Все невольно инстинктивно чувствуют приближение решительных событий…»
Вошла Таня. Вид у нее был озабоченный.
— Что случилось, Танюша? — спросил Южин.
— Тут к вам пришли…
— Так приглашай.
— Не могу… Мария Андреевна не велела.
— Ничего, ничего, я хорошо себя чувствую. Очень прошу тебя, разреши гостям пройти ко мне.
Против такой просьбы Таня устоять никак не могла. Вошел Федоров, начальник городского штаба Красной гвардии.
— Здравствуй, Саша. Что-то срочное?
— Владимир Павлович Милютин приехал. Спрашивал, можно ли к вам.
— Ну конечно же.
Владимир Павлович Милютин работал теперь в Москве, был на Шестом съезде снова избран в ЦК, и его приезд в Саратов, несомненно, можно связать с близкими событиями, о которых писал сейчас Южин.