— Погоди, Саша, я сейчас оденусь.
Таня взбунтовалась не на шутку. Она ссылалась на дождь, на наказ Марии Андреевны, на все что угодно. И наконец, стала в дверях, заявив категорически:
— Не пущу…
Она сказала это так решительно и комично, что Южин не выдержал — сдался.
— Ладно, Саша, веди сюда Милютина. Видишь, я под арестом. А ты, — обратился он к Тане, — готовь на стол: гость с дороги.
Южин подробно рассказал Милютину о положении в Саратове, о настроении рабочих и солдат, о большевистском исполкоме, в который вошли и старые знакомые Милютина по «Маяку» — Плаксин, Лебедев, Венгеров, Бабушкин.
Заметив, что Милютин отмалчивается, Васильев спросил прямо:
— Зачем пришел, Владимир Павлович?
— Поддержат ли саратовские рабочие и солдаты Петроград, если там вспыхнет восстание против Временного правительства?
«Ясно! ЦК не сидит сложа руки». И Васильев ответил твердо:
— За большинство саратовских рабочих и солдат местного гарнизона я ручаюсь. Больше того, я не ручаюсь, что солдаты не поднимут независимо от Петрограда стихийного восстания в ближайшее время. Уж очень хотят домой. Затяжка войны, июньское наступление и мятеж Корнилова крепко настроили солдат против Керенского и соглашательских партий.
Он не стал говорить о том, что солдаты в самые критические и спорные моменты требуют к себе товарища Васильева, что даже меньшевики и эсеры нередко просят его о помощи, если у них не ладится разговор с солдатами.
— В Петрограде, — рассказывал Милютин, — такое же напряженное состояние. Ленин настаивает на немедленном выступлении, однако значительная часть членов ЦК против.
— Ленин, конечно, прав. Если мы не хотим, чтоб поднялось стихийное движение, осужденное, быть может, на неудачу, мы должны стать во главе его.
Милютин хорошо знал твердый и решительный нрав Михаила. Он знал и другое: Южин всегда объективно оценивал положение.
— Хорошо, — сказал Милютин, — я сообщу ЦК партии о настроении Саратова.
Таня получила очередное письмо из деревни. «А про то, что Ленин — шпион, брехня вышла. Он и есть, стало быть, за всех бедняков…»
— Это твой Вася пишет? — спросил Южин.
— Но-о-о, — с гордостью ответила Таня.
Слухи ползли по Саратову самые певообразимые. Московская улица, где помещалась дума, была запружена народом.
— Слыхали? Опять революция.
— Где революция?
— Говорю же вам — в Петрограде.
— И кто же теперь?
— Сказывают, опять царя поставили…
— Дура! Какого царя! Керенский большевиков бьет.
— Сам ты дура. Не Керенский большевиков, а большевики — Керенского…
— Нашего-то? Саратовца?
— А власть-то у кого?
— Да нет ее, власти-то. Нету…
Обыватели собирались группами, но тут же расходились, словно боясь услышать за спиной свисток городового.
Антонов-Саратовский пришел в Совет и застал там Южина.
— Ты ничего толком не знаешь?
— Нет, — ответил Южин. — Но думаю — свершилось…
— Почему ты решил?
— Видел сегодня меньшевика Черткова. Слишком любезен.
— А я, представь, эсера Минина. Не поздоровался.
— Вот видишь, — рассмеялся Васильев. — Значит, жди депутации. Видать, что-то сообщили им из Петрограда друзья по предательству.
Представители меньшевиков и эсеров не заставили себя долго ждать.
— Мы просим, — начал было один из лидеров саратовских эсеров, Минин, которого Южин считал тупым и твердолобым, — нет, не просим, предлагаем вам собрать экстренное совещание большевиков совместно с фракцией исполкома…
— Вы уверены, что имеете право нам предлагать? — резко спросил Южин.
Антонов остановил его:
— Давай выслушаем.
— С вами невозможно разговаривать, товарищ Васильев, — обиделся Минин. — Вы придираетесь к словам. А между тем у нас есть для вас и экстренное сообщение, и деловое…
Южин посмотрел на Антонова, в глазах обоих загорелись лукавые искорки.
— Что ж, если дружеское, тогда валяйте. Мы соберем своих товарищей сегодня же.
Октябрь был холодный. Вокруг дома губернатора, где помещался Совет, — видного двухэтажного особняка за ажурной оградой — шумели, сбрасывая листву, высокие тополя. Один за другим входили в здание рабочие, представители большевистских комитетов. Вошел и Степан Ковылкин.
— Я жду тебя, Степан, — позвал его Михаил Иванович. — Вот что. Сегодня меньшевики и эсеры собираются предъявить нам ультиматум. Мы должны точно знать, какие сведения получены телеграфом.
— Понял, — остановил Южина Ковылкин.
— А понял — вперед. Подбери ребят, да и там, среди телеграфисток, есть наши товарищи. Мы все должны знать точно. Не зря ведь так запрыгали эти блохи.