Ужинать Михаил наотрез отказался, сославшись на то, что только-только съел пирожки, купленные на Каланчевке у торговки. Он придумал первую попавшуюся причину, потому что никак не мог отрешиться от мысли: если он примет приглашение, кто-то из детишек останется голодным.
— Да вы хоть в дом зайдите, — настаивала Надя. Он был голоден, а из теплушки соблазнительно попахивало вареным картофелем и укропом. В этот вечер Михаил не засиделся у Булгаковых. Когда недолгий ужин закончился, он, убедившись, что их никто не видит, вынул спрятанную под рубашкой брошюру.
— Это я уже прочитал рабочим. Скажите товарищу Леониду, пусть принесет другую.
— А Леонид больше не придет, — тихо сказал Булгаков.
— Почему? — удивился Васильев.
— Арестовали его… Так что не будет у нас пока больше кружка…
Слова эти, сказанные просто и обыденно, потрясли Михаила-маленького.
— Как это — арестовали? За что?
— За то самое… За книжицы, которые он читает рабочим. Его на другом заводе накрыли вместе с кружком. Всех забрали…
— Значит, и у нас такое могло случиться?
— Могло, конечно. Так что… как тебе сказать… Может, оставим это занятие?
— То есть как — оставим? Разве нам другого руководителя не дадут?
— Кто же тебе его даст?
— А вы?
— Ну, это для меня многовато… Не по Сеньке шапка. Вот если б ты…
— Я? — удивился Михаил. — Мне ведь еще самому многое понять нужно.
— Вот давай вместе разбираться. Сначала прочтешь, а потом сообща и подумаем… А? Иль, может, забоишься?
Михаил не обиделся на Булгакова за это слово — «забоишься». Уж слишком неожиданным было само предложение.
— Я должен поразмыслить, подготовиться… Это ведь очень серьезно… И потом — где брать литературу?
— Ну что ж, ответ мне по душе. Думай. А про книжки не твоя забота: у меня их брать будешь. Ты нам вот эту разъясни получше.
Михаил прочитал название: «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?»
— Хорошо. Я попробую.
Эта книга потрясла Михаила не только содержанием, но и самим фактом своего существования. Значит, есть в России люди, которым близка и дорога судьба народа того самого рабочего класса, к которому теперь причислял и себя.
Но занятия кружка в очередную среду Васильев не провел: он объяснил Булгакову, что не готов, что ему самому нужно многое прочитать, понять, и просил принести еще «таких» книг.
Булгаков ждал, не торопил парня. И вот однажды Васильев сказал ему:
— В следующую среду я, пожалуй, смогу… Михаил-большой внимательно, точно впервые, посмотрел на студента и едва заметно улыбнулся.
— Попробуем, — сказал он.
Васильев не рассчитывал на то, что придет много народу: об аресте товарища Леонида рабочие уже знали. Одни могли не прийти из осторожности, другие — из чувства недоверия: что может рассказать им этот малец…
Но, к удивлению своему, Михаил увидел, что людей собралось достаточно.
— Вот передо мной лежит книга, — начал Михаил, — и мне предстоит подробно рассказать вам о ней. Но прежде позвольте прочитать одно стихотворение. Называется оно «Железная дорога», и написал его русский поэт Николай Алексеевич Некрасов.
Михаил уже давно решил, что именно с этого начнет свои занятия — и потому, что по содержанию оно подходит, и потому, что название у него такое близкое именно для этих людей, работающих и даже живущих на железной дороге. Он понимал, что Некрасова знают многие, что народ поет его песни. Но ведь когда он сам перечитывал заново это стихотворение, появились же у него мысли, которые прежде не возникали. Ведь перекликались с «Манифестом» слова о народе: «Вынесет все — и широкую, ясную, грудью дорогу проложит себе…»
Васильев читал, чувствуя, как метко попал он в цель: «В мире есть царь: этот царь беспощаден, голод названье ему… Он-то согнал сюда массы народные…»
Его не перебивали, но когда он закончил, то почувствовал, как близко к сердцу приняли люди строки Некрасова. Особый отклик вызвали слова о народе: «…вынес достаточно русский народ. Вынес и эту дорогу железную — вынесет все, что господь ни пошлет!» Кто-то стукнул по столу и крикнул: «Хватит, натерпелись», кто-то остудил его — чего, мол, горячишься. Там ведь и про дорогу ясную сказано.
Эти слова и использовал Михаил для начала занятий.
Книга, о которой он собирался рассказывать, как раз об этом: кто же истинные друзья рабочего класса — те, кто бьет себя в грудь и называет «другом народа», или социал-демократы, для которых нет в жизни другой цели, кроме борьбы за освобождение рабочего класса?