Смеркалось, Михаил Иванович ждал Тимофея в негустом кустарнике, окружавшем несколько одиноких молодых кленов с ярко-красными осенними листьями. Тимофей пришел не один. Вместе с ним был темноволосый, смуглый молодой человек. Что-то знакомое в нем заставило Михаила насторожиться. Он всмотрелся в его лицо и тотчас узнал юношу, хотя не сразу в это поверил. Здесь, в Замоскворечье, — бакинец Хачатур!
— Вот кого не ожидал здесь увидеть. Ну и везет мне в последнее время на неожиданные встречи! Как же ты здесь очутился, Хачатур?
— После смерти отца… Абдалла к себе в Симбирск уехал, а я сюда, в Москву. Не мог я там больше.
— Понимаю. Значит, вместе? Сообща будем агитировать?
— Сообща, — ответил Хачатур. — Раньше — вы меня, а сейчас — сообща…
Наступал вечер. Рабочие все не шли и не шли. Привести их должен был товарищ Хачатура, которого он и Тимофей в разговоре называли Василием. Хачатур изгрыз, нервничая, несколько травинок, принялся уж было за какую-то веточку, но она оказалась слишком горькой и он, выразительно скривившись, сплюнул.
На руке у бакинца были огромные, обтянутые кожаным чехлом часы, — видимо, все, что осталось у него от отца-часовщика. Он то и дело поглядывал на них, прикладывал к уху и, разводя руками, удивленно приговаривал:
— Не идут.
— Что же это? — спросил наконец Тимофей. — Может, объяснишь?
Он обратился к Хачатуру сердито, словно тот был виноват.
— Я при чем, — оправдывался парень, — если их на аркане тянуть надо. Какие они революционеры? Мужики и есть мужики.
— А ведь он прав, — успокоил Тимофея Южин. — Организовывать такие дела надо иначе…
Михаил не успел объяснить: к ним, ломая кустарник, шел Василий. Видавшая виды кепка сдвинута на затылок, лоб взмок, голова низко опущена, взгляд прячет. Стало ясно: неудача.
— Что? — спросил Тимофей.
— Что-что… Ничего! Разве этого мужика вытянешь? У него один лапоть на фабрике, а другой в деревне. Какой это пролетарий!
Южин, скрывая улыбку, переглянулся с Тимофеем — видишь, мол, какие дела.
— Да к тому же, — продолжал Василий, — проболтались старики, — я ведь с рабочими еще вчера сговорился. Ну, администрация и всполошилась — полицию вызвала.
— И вы испугались? — спросил Южин.
— А как же? Они вон до зубов вооружены. У каждого наган да «селедка» на боку. Разве с такими управишься? А у нас — ничего.
— Бедненькие… А кто же вам это оружие доставать будет? Это ведь хорошо, — говорил Михаил Иванович, — что полиция пришла с палашами да наганами. Значит, и нужно этим пользоваться.
— Покупать, что ли?
Южин рассмеялся.
— Если продадут, можно купить. А если нет — и так взять. Мы в Баку охотно разоружали жандармов. Правильно, Хачатур? Да и вчера на Казанской дороге не испугались полиции.
О вчерашнем собрании на Каланчевской площади Михаил рассказывал с умыслом: нужно было поддержать молодых товарищей.
— Это Михаил Булгаков организовал? — с ноткой ревности спросил Тимофей.
— Он, конечно. Кто же еще? И не вечером, а в обеденный перерыв. Рабочие собрались прямо на улице. Сначала их было не так уж много, а затем, когда я стал говорить, на полицейские свистки начали останавливаться и прислушиваться любопытные прохожие, и те, кто о нашем собрании не подозревал, стали невольными его участниками. Словом, всю улицу, что выходит на Каланчевку, запрудили, движение остановилось: конка, извозчики, ломовики — потеха!
Михаил видел, какой завистью горят глаза у парней.
— Ну а потом? — торопил Хачатур.
— А ничего потом. Конечно, суетилась полиция, свистела, пыталась помешать. Да только ничего не получилось. Один, правда, подобрался ко мне, так ему дали по шапке в прямом смысле слова. Вот так.
И Южин натянул кепку Василия прямо ему на нос.
— Да как же собрать людей?
— А зачем собирать? — хлопнул себя по лбу Тимофей. — Через неделю праздник, в этот день все рабочие идут к Даниловскому монастырю…
— Вот это верно, — подхватил Васильев. — Там мы и устроим такой молебен, что богу жарко станет. А пока — по местам. Нельзя собрать людей — работайте с каждым в отдельности. Перед посевом нужно хорошо возделать почву. Правильно я говорю?
— Да уж правильно, — тихо ответил Василий.
Приехавший из Баку человек передал, что арестован Бакинский комитет и его финансовая комиссия, что взяли и Марию. Она благополучно приехала в Баку из Женевы, включилась в работу, привезла переданную Крупской литературу, и вот по какой-то причине провал.
…С тех пор, как Мария Андреевна включилась в активную революционную деятельность и возглавила финансовую комиссию Бакинского комитета, они стали жить с мужем одной, общей жизнью, поровну делили опасности и лишения.