Михаил помолчал, переглянулся с ревкомовцами и спокойно сказал:
— Если московский градоначальник даст гарантии, что никто из находящихся в университете, во-первых, не будет арестован, а во-вторых, даже обыскан, да-да, даже обыскан, — словом, что к нам никто притронуться не посмеет, мы готовы обсудить вопрос о выходе из университета…
Ректор недоверчиво огляделся вокруг, но, поняв, что все это сказано совершенно серьезно воспрянул духом.
— Я обещаю вам… Я переговорю с властями. Я… скоро вернусь…
Васильеву показалось, что ректор посмотрел на него не только с надеждой, но и с благодарностью.
Марат нервно шагал по коридору технического училища в Лефортове. Дошла ли ого записка до Южина, сумеет ли Михаил найти бескровный выход для своей нетвердой студенческой армии?
Обстановка в Москве была сложной. Московский комитет заседал почти ежедневно, и, прежде чем ответить на записку Южина, Виргилий серьезнейшим образом советовался с членами МК. Мнение было единым: Москва не готова к восстанию. И хотя рабочие дружины, разумеется, не оставили бы в беде студенчество, нужно попытаться избежать схватки: революционные силы нельзя распылять, их нужно готовить к грядущим боям.
И все-таки Виргилий попросил Николая Шмита, социал-демократа, владельца мебельной фабрики на Пресне, направить фабричную вооруженную дружину к университету — в случае чего поддержать студентов.
— Главное — не допустить провокации. Войска-то еще без команды не ввяжутся в драку, а за черносотенцев поручиться нельзя. Они умышленно могут завязать бой, чтоб втянуть в него войска.
Ректор университета возвратился не скоро, и Михаил предложил членам ревкома разойтись по аудиториям, поддержать людей, но, как только он даст сигнал, немедленно собраться.
Остался, с ним один Алексинский. Южину уже казалось, что был он несправедлив к этому человеку. Ну что из того, что не сходила с уст его презрительная усмешка, что был он излишне горяч и груб в речах? Говорят, черносотенцы даже приговорили его к смерти, — значит, досадил он им немало. Да и студенты относились к нему доверчиво, с удовольствием слушали его речи.
Михаил Иванович все еще был во власти своих мыслей, когда Алексинский спросил:
— Ты всерьез надеешься на милость градоначальника? Южин ответил не сразу.
— Если б я целиком надеялся, не было бы здесь бомб, этих бутылей с кислотой, не было бы и вооруженных рабочих. Но признаюсь тебе честно, что надежды не теряю.
— Почему?
— Да потому, что градоначальнику сейчас не до студентов. А рабочих здесь не так уж много. Ведь что ни говори, к нам студенчество на волне революции приплыло. У каждого из этих мальчиков за спиной родители — у кого мелкий буржуа, а у кого и покрупнее…
— Значит, мы во главе буржуазного войска?
— Что ж, в революции и такое может случиться. Надеюсь, ты помнишь Маркса. И Ленина, надеюсь, читал…
Алексинский не ответил. Ехидная улыбка, к которой Михаил начал уж было привыкать, сейчас раздражала его.
— Но сейчас дело не в теории. Нужно вывести отсюда людей, и ради этого мы с вами пойдем на переговоры не только с ректором, но и с самим генерал-губернатором.
И вдруг Южин заметил, как исчезла улыбка с лица Алексинского. И словно голеньким стало это лицо, растерянным и незащищенным…
— Я не пойду, — негромко сказал он, и Васильев вдруг почувствовал, что это решение — давно обдумано и давно принято.
— Как это — не пойдете?
— Очень просто… И вам не советую. Я знаю одну профессорскую квартиру, мы можем через нее безопасно выбраться отсюда. А там и остальные разойдутся. Так будет лучше.
— Вы говорите серьезно? — спросил Южин и тут же рассердился на себя: к чему этот нелепый вопрос? Конечно же серьезно, до обидного серьезно.
— Вполне, — ответил Алексинский. И в это время вошел ректор.
— Я уполномочен…
— Одну минутку, профессор. Мы закончим небольшое совещание.
— Ах, простите, — пропел обиженно Мануйлов, — я полагал, что в этом здании я имею право входить без доклада.
И он, не дождавшись ответа, вышел. Южин едва сдерживал гнев. Он подошел вплотную к Алексинскому и жестко сказал:
— Сейчас не время для дискуссий и объяснений. Человек еще может предавать, партия — нет. Наша партия, большевистская, — подчеркнул Юшин. — Если вы уйдете отсюда — уйдете из партии. Это я вам обещаю. А теперь зовите ректора и комитетчиков.
На лице Алексинского снова появилась усмешка. Он смущенно пожал плечами и вышел из аудитории.
Ректор уже забыл об обиде на Южина, который фактически выставил его за дверь. Он был весь во власти милости, предложенной губернатором.