Ничего не удалось выяснить капитану Червякову. Разве что своими глазами увидел последствия травмы. Но экспертное заключение районного хирурга Павла Павловича Линько о тяжком повреждении головы Алеся давно лежало в деле и нисколько не приближало к главному: кто же они, преступники.
Еще раньше Червяков был у Заневского, вместе с ним и с Мишей Ведерниковым выезжали на место происшествия. Никаких тебе окурков или тряпок, ни клочка бумаги. Лишь пятно спекшейся крови на том месте, где лежала убитая лосиха, да слегка примятая трава. Впрочем, нет, кое-что удалось: заснять и сделать слепок протектора. Слепок получился достаточно четким: колесо прошло по песку, тоже залитому кровью. Но что след? Сколько их, колес, с таким рисунком протектора? И все-таки Червяков решил еще раз съездить туда с Мишей. Заневского не стал беспокоить. Когда приехали, попросил Мишу:
- Расскажи еще раз все по порядку, до мелочей.
- Так я уже говорил, - начал Миша. - Разошлись мы с директором: у него свой сектор, у меня - свой. Он еще спросил: "Ты в соревнованиях по ориентированию участвовал?" - "Участвовал". Ну и начали искать. Вот в этом месте лежал товарищ старший лейтенант. А рядом - большая лужа крови. Сперва я подумал: ну все, погиб наш старший лейтенант. Потом увидел лосенка. Ага, картина ясная. Мать его убили, и чтоб не было свидетелей, пытались сделать то же самое и с товарищем старшим лейтенантом.
- Та-ак... И больше ничего не видели?
- А что еще?
- Ну там мелочь какую-нибудь. Пыж, клочок бумаги. Да мало ли что.
- Нет, товарищ капитан. Бандюки, видно, опытные. Никаких следов... А что, если ничего нового узнать не удастся, так все и заглохнет? - спросил больше из любопытства Ведерников.
- Не будем загадывать наперед, Миша. Бывает и так: бьемся-бьемся, а улик никаких. Концы в воду. Досадно, но дело приходится закрывать.
- И что, преступники так и остаются гулять на свободе?
- Бывает, что и остаются.
- Но это же несправедливо.
- Несправедливо. Да что поделаешь?
В общем Червяков побывал в больнице, на месте происшествия, поговорил в деревне с людьми да так, как показалось многим, ни с чем и уехал.
Когда Наталья рассказала матери, что вечером приходила Вера Терехова и хотела забрать Оксанку, та прямо обомлела:
- Да как же так? Дитё привыкло к нам, мы - к нему. И теперь отдавать больной матери? А если все-таки эта хвороба заразная?
- Придется, мама. Тут уж ничего не поделаешь. Я и так вчера еле уговорила Веру оставить Оксанку до утра. А теперь надо Оксанку отвести.
Девочка занималась со своими игрушками, но краем уха прислушивалась к разговору. Когда же поняла, что говорят о ней, ее внимание удвоилось.
- А мы давайте маму возьмем к себе, - одним махом разрешила она все проблемы.
Наталья и Марья Саввишна переглянулись. Вот и сохрани что-нибудь в тайне. Нет, при детях говори, да оглядывайся. Наталье ничего не оставалось, как предложить:
- Давай, Оксанка, хоть проведаем маму. Посмотрим, что она делает. Может, чем-нибудь ей поможем. Ты же бабушке помогаешь?
- Так бабушка же старая, - резонно заметила Оксанка.
- Старая, правильно. А мама твоя еще не совсем поправилась. Ей тоже нужно помогать. А ты уже девочка большая. Ну-ка сколько тебе лет?
- Половина годика и четыре.
- Вот видишь. Так как? Пойдем проведаем?
- А бабушка Марья?
- А бабушка побудет пока дома. Договорились? Мы же с тобой женщины. А женщины должны помогать друг другу.
Собрались, пошли. Но как только ступили на площадку перед квартирой Тереховых, Оксанка заупрямилась:
- Я не хочу домой. Хочу к бабушке Марье.
Наталья не знала, что и делать. Раньше Оксанка часто хныкала, просилась домой. А тут все наоборот. Как образумить ребенка?
- Оксанка, мы только поможем маме и пойдем к бабушке. А если захочешь, заберем и ее к себе. Мама, наверное, сидит и плачет. Ждет свою Оксанку. Ты же не хочешь, чтобы мама плакала и чтобы у нее от этого снова заболела спинка?
- Я хочу к бабушке!
Да, тут любые доводы бессильны. Маленьким детям не нужно много времени, чтобы привязаться к тем, кто по-матерински о них заботится, болеет за них душой так же, как настоящая мать.
Вера услышала-таки разговор на площадке. Открыла дверь, бросилась, обливаясь слезами, к Оксанке:
- Доченька! Что ты, доченька? Не узнаешь свою маму?
Вспомнила-таки Оксанка мать, все вспомнила. Или, может, на нее подействовали слезы? Как бы там ни было, но она доверчиво приняла руку матери и прошла вместе с нею в открытую дверь.
33
Наталья шла по улице и вдруг остановилась, заметив вроде бы знакомое лицо.
- Косарева! - вспомнила фамилию бывшей одноклассницы Наталья. - Ты что, не узнаешь?
- Титова?
- То-то же. А я уже было подумала, что возгордилась, задрала нос и не хочет узнавать школьных подруг.
Наталья смотрела на одноклассницу и думала, как все-таки быстро может измениться человек. Была типичная деревенская девчонка. А теперь... Будто родилась и выросла в городе. Волосы схвачены широкой лентой с каким-то замысловатым орнаментом, на куртке, как на туристском чемодане, сплошь блестящие застежки и бляшки, юбка так сужена, что и хотела бы, да не побежишь.
- Ой, Титова! Мир тесен. Где ты теперь?
Наталья улыбнулась, вспомнив, что и в школе они почему-то называли друг друга по фамилии. Так, между прочим, ведется даже в некоторых семьях. Забавно!
- Здесь, дома.
- А работаешь где?
- В больнице, в Поречье. А ты?
- В газете.
- В районной?
- Бери выше.
- В областной?
- Еще выше.
- Неужто в республиканской?
- В республиканской тоже надо кому-то работать. - Косарева и прежде не отличалась ложной скромностью.
- Так ты, значит, в командировке по своим газетным делам?
- Ясное дело. Ну а у тебя как с работой?
- По-всякому бывает. А в общем нормально.
- Подожди-подожди, - припомнила Косарева. - Что-то я слышала о Поречской больнице. Был какой-то разговор на коллегии вашего министерства?
- Возможно.
- Слушай, Титова. Это же очень интересно. Расскажи-ка о себе, о твоей работе.
- Пока нечего рассказывать. Ничего толкового мы не сделали. Правда, пытались сделать, да только осрамились. Людям теперь стыдно в глаза смотреть...
У кого что болит, тот о том и говорит. И Наталья рассказала о решении, принятом на сходе сельчан, и о том, как райисполком отменил это решение.
- Слушай, - заинтересовалась Косарева. - Это же прекрасный газетный материал. Тут есть о чем порассуждать: с одной стороны, вроде и перегиб, а с другой, - воля народа... Ты не будешь против, если я приеду в Поречье? Где тебя искать?
- Я же тебе говорила: в больнице.
- Сегодня переговорю по телефону со своим завом, а завтра утром прямо к тебе. Идет?
- Что ты надумала, если не секрет?
- Какой же тут секрет? Ты сама говорила, что нужно прижать ваших алкоголиков.
- И ты думаешь, что твоя статья кого-нибудь переубедит?
- Да нет, на это я не рассчитываю. А вот задуматься кое-кого заставит.
Наталья задумалась. Не заварит ли эта газетная статья такую кашу, что не расхлебать им вместе с Заневским?
- Ты о чем загрустила, Титова?
- Не знаю, как тебе и сказать. Бывает два хороших дела, и нужно их решать, не откладывая в долгий ящик. А дела эти, хотя они и хорошие, хватают друг друга за горло. И не знаешь, что нужно делать, чтобы они решились по-хорошему.
- Я тебя не понимаю. Объясни.
- Нам нужно кое-что построить. А кто нам даст деньги на строительство после твоей статьи? Председатель райисполкома? Держи карман шире. Да он после этого и знать меня не захочет. Секретарь райкома? Думаю, и ему влетит. Так что запросто могу оказаться, как Одиссей между Сциллой и Харибдой.
- Ладно, на месте посмотрим и решим.
- А что там решать, - махнула рукой Наталья. - Бог не выдаст, свинья не съест, как говорит моя мама.
На следующий день Косарева, как и обещала, приехала в Поречье. Зашла в больницу.
- Во-первых, - сказала Наталье, - хочу просить, чтобы ты достала мне машину. Такая возможность, коль ты главврач, надеюсь, у тебя есть?