Как мог, очистил место строительства от песка и мусора, раз за разом нагружая тачку и вывозя ее содержимое к дому. Расположил внутри найденную в одном из разрушенных сараев печку–буржуйку и, повозившись несколько дней с трубой, добился того, что дым начал выходить наружу, а не оставаться внутри погреба. Через неделю погреб, если стоять от него в трех метрах, был совершенно незаметен и похож на кучу веток, а при хождении по крыше ничем себя не выдавал.
Я был рад, что в далеком детстве любил читать книжки про партизан, наблюдать за строителями, фантазировать, рыть во дворе, во время игры «в войнушку», импровизированные бомбоубежища.
Иногда я ходил к железной дороге и из леса наблюдал, как в сторону города бредут оголодавшие оборванные люди. Иногда приходилось долго ждать, чтобы увидеть хоть кого‑то, а иногда они шли почти друг за другом. Я смотрел на их лица и мне становилось страшно, поскольку все они отражали боль и безумие.
Однажды я увидел человека в изодранном костюме с кейсом в руках. Он, спотыкаясь, медленно брел по шпалам со стороны Минска. За ним, метрах в двухстах, шли трое подростков. Увидев, что мужчина в очередной раз споткнулся, упал и не может подняться, они начали быстро сокращать расстояние, а затем и вовсе приблизились. Став полукругом рядом с человеком, начали на него кричать. Что кричали, я не слышал, но по активной жестикуляции было понятно, что требовали отдать кейс. То, что случилось дальше, поразило меня еще больше, чем наглая попытка ограбления. Мужчина достал пистолет и расстрелял двоих нападавших, третьего ранил в живот, затем сел на рельс, посмотрел вокруг и застрелился. Когда я подошел к месту трагедии, все было кончено: один из парней, оставив широкий кровавый след, тихо лежал метрах в тридцати от всех, а взгляда, брошенного на остальных, хватило что бы понять, что имея такие дырки в теле, жить нельзя. Я решил обыскать всех четверых, но ничего интересного, кроме кейса, пистолета и перочинного ножа, не нашел. Впрочем, от пистолета тоже было мало толку – директор какой‑то фирмы (так, по крайней мере, говорилось в удостоверении, лежавшем у него в кармане) оставил последний патрон себе.
Взяв кейс, я отправился домой и уже через час подбирал код к замку – хоть какое‑то развлечение. Код был простой, внутри оказались какие‑то документы и печать. Ничего полезного. Документы пойдут на растопку, кейс под яблоки, а пистолет пускай валяется в подвале до лучших времен.
Через несколько дней я отправился на рынок Лебяжий в надежде подобрать что‑нибудь путное, но на подходе меня насторожили неприятный запах разложения и крики. Если с запахом было все понятно, то крики заставили меня залезть на дерево и осмотреться. По рынку, насколько было видно, группами бродили люди, иногда они что‑то находили, и тогда за находку вспыхивала драка. Часто после драк несколько человек оставалось тихо лежать на земле или корчиться от боли. Была еще одна интересная группа, человек из пяти–шести. Они просто шли и избивали чем‑то похожим на палки всех на своем пути. Мне казалось – иногда на этих палках блестело что‑то красное. Группа медленно перемещалась по территории рынка, а если кто‑то из ее членов замечал что‑то интересное у кого бы то ни было, беднягу окружали, и он быстро расставался как с имуществом, так и с жизнью. Зрелище повергло меня в шок, но я быстро от него оправился и пошел в лес. Что, если кто‑то случайно меня заметил? Лучше перестраховаться и немного спутать следы.
Запомните правило: никогда не ходите одной дорогой, всегда возвращайтесь домой разными путями, возможно, когда‑нибудь это спасет вам жизнь.
Однажды вечером, когда я, закрыв глаза, пытался почувствовать перед броском топор, у меня возникло непреодолимое желание отправиться к железной дороге и посмотреть на людей. Желание было таким сильным, что я не стал долго собираться, а взял свои любимые пневматические игрушки, которые не использовал с момента находки их на Динамо, рассовал по кобурам и медленно побежал к станции. Вечер был тихим, красный закат предвещал ухудшение погоды – самое прекрасное время для того, чтобы побегать и потренировать свои легкие.
Я бежал и пытался сделать десять шагов на одном вдохе, но дыхания не хватало и получалось вытерпеть только до счета «семь». Вы играли в детстве в десяточку на турнике, когда сначала подтягиваешься раз, затем еще два, затем три и так постепенно добираешься до десяти, а потом обратно – десять раз, девять… Тот же самый принцип, правда, слегка измененный, используется и тут. Сначала я делал вдох – делал шаг, делал выдох – еще шаг, затем вдох – два шага, выдох – два шага; так до десяти и обратно до одного. Можно было еще попробовать делить дыхание, а не шаги, но пока мне хватало и такой нагрузки.