— Вы, Иван, прям такой приставучий.
А его распирало от счастья, что Юля приняла подарок. И солнце играло в волнах и искрилось в плотном чёрном и гладком меху шубки из натурального котика.
Юля заметила его состояние, вздохнула, отвела глаза на море, а потом подняла взгляд к его взгляду, ещё раз вздохнула и улыбнулась.
Должно быть, с того взгляда и она его полюбила, ответно.
Наверное.
* * *
Пазлик #25: Размещение Возвращения
— Старшина Крынченко доложил о твоих нарушениях, рядовой Жилин. Мародёрство с верёвки Французских мирных жителей, где проветривали верхнюю зимнюю одежду.
— Чёрт попутал, товарищ комвзвода.
— Ты крайних-то не ищи, а коль виноват — говори прямо.
— Виноват, товарищ младший лейтенант.
— Эт хорошо, что вину свою сознаёшь, но взыскание не отменяет. Старшина Крынченко проследит, чтоб наказался ты как по уставу положено. А и дочку свою чуть не насмерть перепугал.
— Какая дочка? Мы с Юлей токо вчера познакомились!
— Ац-тавить спор со старшим по званию! И впредь не подрывай моральный облик РККА! А пока что — свободен.
— Разрешите идти, товарищ младший лейтенант?
— Иди, Иван.
Иван сделал оборот «кругом!» и зашагал по шаткому полу узкого коридора, куда глухо отдавалось биение пароходной машины из трюма…
Комвзвода тоже развернулся и — ушёл. На голове будёновка, которые отменили ещё сразу после Финской, летом 1940-го…
Мимо старинных фортов «Жозефина» вошла малым ходом в одну из гаваней Кронштадта и пришвартовалась рядом с крейсером, такая мелкая рядом с его громадой.
Поль Лафрог смотрел с капитанского мостика в спины потока ПеэЛов сходящих на длинный причал, где, лицами к трапу стояла небольшая группа встречающих, в униформе охваченной ремнями.
Капитан приказал поднять трап и отдать швартовы, корабль отошёл прежде, чем колонна покинула длинный причала.
По внутренней связи, Поль Лафрог передал в рубку Бламонда послать радиограмму в Брест, что корабль ложится на курс возвращения…
И опять это оказалась казарма, куда их сопроводили пять не то шесть офицеров с погонами и мелкими звёздочками на плечах, каких Иван никогда не видел. У каждого на левом бедре висела чёрная полевая сумка на узком ремешке через правое плечо и только у одного наоборот.
Но строгий прищур внимательных глаз и узко стянутые губы рта у них ничем не отличались и они одинаково поигрывали желваками челюстей под бритой кожей лиц.
Прибывшим объявили, что Кронштадт — закрытый город, так что особо разгуливать тут не надо, но по улицам им не запрещается.
Потом офицеры сели за столы, достали из своих полевых сумок бумагу, химические карандаши и перемещённые лица потянулись к тем столам очередями для составления списков из их имён, фамилий и места, откуда их привозили в портовый город Брест.
На этом первый день закончился.
Во второй день их вызывали по одному в отдельные комнаты, по спискам, и спрашивали подробнее — где попал в плен или откуда увозили в Германию и ещё задавали разные вопросы.
На третий день офицер за столом со своей полевой сумкой и бумагами сказал Юле с каким-то непонятным намёком:
— Я уже третью папиросу закуриваю, а вы до сих пор не хотите вспомнить должность господина Хольцдорфа.
Юля закусила губу и молчала, потому что не знала что на это сказать.
И в тот же день участника Французского сопротивления, из отряда с партизанской базы в деревне Орадур (которая не пострадала) увели из казармы, где тот жил с Иваном и остальными мужиками.
Валя, подружка Юли, которая успела познакомиться уже с каким-то кронштадтским краснофлотцем, сказала ей, что он ей говорил, что видел как партизана-маки (которого он не знал, но просто лицо совсем не местное) переправляли в трёхэтажный форт «Чумной», который так прозван за чёрные стены, как бы после пожара, и в нём военная тюрьма для краснофлотцев.
В самый первый день, после общего ужина, Иван и Юля выходили гулять по городу, где было как-то мало людей, на улицах почти не видно никого или вдалеке кто-нибудь сворачивает за угол.
Зато часто выходишь к морю или встречаешь канал. За морем виднелись огоньки Ленинграда, чем гуще сумерки, тем они ярче, только не очень много и небольшие.
Затем они пришли в большой парк с длинными аллеями и скамьями между деревьев.