― Угу, ― как-то глухо отозвался тот, вытирая рукавом кровь с разбитого лба, а потом вдруг неестественно скосил глаза, и рухнул в глубокий обморок.
ГЛАВА№47-НОЧЬ В ЛЕСУ
― Герман, ты что?! Вствай, нашел время дурачиться! Вставай!!!
Но Герман не встал. И тогда Карону стало по-настоящему страшно.
Огромные деревья склонялись, нависая из темноты, словно призраки. Повсюду слышались неясные, пугающие звуки: зловещий хохот филина, глухой шорох травы... Это просто ветер, или проползла змея, или ядовитый паук? А еще где-то неподалеку бродят отряды вооруженных гроксов. И единственный, кто мог его, Карона, от всего этого защитить, вывести из леса и побить врагов, лежит на земле, словно неживой...
***
Герман очнулся и понял, что лежит на чем-то мягком. Это оказалась куча травы, наваленная под большим, раскидистым деревом, чьи ветви колыхались от порывов осеннего ветра. Однако самому Герману было не холодно: он был укрыт теплой кожаной курткой. Куртка Карона. Почему она на нем? И на лбу вроде компресс... Что произошо?
Голова болела, воспоминания прыгали, сменяя друг друга... Но постепенно все встало на свои места. Лабиринт. Гроксы. Пожар. Красавица-Элена. Гроксы. Снова гроксы. Побег. Химеры... Да, многовато всего свалилось на него в один день... И лапа у этой зверушки ― будь здоров! Не вмешайся тогда Карон... Так, стоп, а где он?!
Герман рывком вскочил на ноги, но тут же вынужден был ухватиться за ствол дерева, чтобы не упасть, потому что в глазах снова потемнело... Сквозь это медленно проходящее полуобморочное состояние и ночной сумрак, он с трудом различил фигуру друга.
Маг сидел возле кучи хвороста, и, похоже, пытался развести огонь. Но добыть искру трением оказалось совсем не так просто, как это выглядело в фильмах. Карон тихо ругался сквозь зубы, обдирая ладони о деревяшку, а огонь все не хотел загораться.
― Давай же! Гори ты, дохлая гарпия! Ай! Десять тысяч гроксов!!!
― Не надо...Гроксов.
Карон вздрогнул, обернулся, и, узнав Германа, вздохнул с облегчением, ― А, очнулся! Больше меня так не пугай.
Он старался говорить бодрым тоном, как будто ничего не произошло, но получалось неубедительно. И голос, и весь жалкий и потрепанный вид мага выдавал, как страшно было ему, городскому мальчишке, оказаться вдруг наедине с дикой природой...
Чирк!
Добытая с таким трудом искра упала не на сухие сучья, а на одежду. Карон потушил ее, ругаясь, и сердито пнул упрямо не желавший загораться костер.
― Дай-ка я! ― Герман отодвинул товарища и склонился над кучей хвороста, достал из кармана спички...
― Ничего себе! Я тут стараюсь, как дикий тролль, огонь трением добываю, а он, оказывается, спички с собой взял! Не мог их в рюкзак положить?!
― Так времени не было...
― Хватит оправдываться! Устрой нам нормальные места для ночлега.
― И то верно. Лежанка, что ты соорудил, по правде сказать, никуда не годится: за ночь вовсе рассыплется... Я тут где-то наши одеяла прихватил...
Герман потянулся за рюкзаком, но голова снова закружилась. Если бы Карон не подхватил его, он точно упал бы в костер.
― Ладно, сам все сделаю. Лежи, отдыхай.
― Что ж я буду валяться, а ты один трудиться? Эт не по-товарищески...
― Лежи, кому говорю! Тебе покой нужен. У тебя, похоже, сотрясение мозга...
― Это ж заклинанием вылечить можно?
― Да, насчет мозга я погорячился, ― устало усмехнулся Карон, ― Нам нельзя использовать магию. По ней, как и по любому расовому таланту можно моментально зафиксировать ауру. Если кто-либо желает скрыться, то следует ему о жизни полноценной забыть. Не сможет маг колдовать, без страха быть пойманным, див не сможет летать, оборотни ― перекидываться...
― А люди?
― Тебе волноваться не о чем. Талант расы человеческой ― в технике да в изобретениях. Но в вашей деревеньке все осталось на очень низком уровне, из всех изобретений - рычаг да колесо. Эти мелочи чары не фиксируют. Не прикасайся лишний раз к электронным экранам ― и все будет в порядке.