Колокол на большом красивом соборе пробил одиннадцать раз. Бреннон вдохнул сырой воздух. Пока они торчали в приюте, погода в городе улучшилась, дождь кончился, и вечер был приятно прохладным. В чистом темно-синем небе мерцали звезды и плыл узкий серп луны. Даже не верилось, что в тихих каналах плещется нежить.
– А где вы хороните мертвых? – спросил кардинала Натан, когда их лодки поравнялись.
– На берегу Илары есть несколько кладбищ. Земля на островах Фаренцы слишком дорога и ее не так много, чтобы тратить на погребения.
– Вот поэтому, – вздохнул Лонгсдейл, – наш чародей вынужден делать нежить из жителей города. Это очень усложняет мою задачу. На текучей воде не остается следов.
Бреннон только хмыкнул над такой наивностью:
– Этот чародей что-то ест, где-то живет и как-то перемещается по городу. Человек всегда оставляет следы. Утром, на свежую голову, я поработаю с записями допросов. Что-то непременно всплывет.
На носах гондол горели светильники, и по воде перед ними плыли золотистые круги. Кое-где на волны падали блики от фонарей и светящихся окон, но в темноте Фаренца все равно казалась призрачной картинкой из сновидения, а не реальным городом.
– Думаете, синьор Уркиола жив? – спросил Саварелли. Лонгсдейл кивнул.
– Я сам видел, что убить консультанта нельзя, – ответил Бреннон. – Но качественный удар кирпичом по темени действует на него так же, как и на обычного человека.
Пес насмешливо фыркнул, и Лонгсдейл торопливо добавил:
– Однако даже если опутать Уркиолу чарами или опоить зельями, он довольно быстро придет в себя. Похитителю придется либо все время держать его в бессознательном состоянии, либо постоянно использовать довольно мощную магию, которая оставляет следы.
– Думаю, через пару-тройку дней Уркиола благополучно сбежит и появится на пороге своего дома, – предположил комиссар. – Но чем больше усилий мы приложим сейчас, тем проще нам…
Обе лодки скрылись под массивным мостом, и в этот же миг в них с такой силой что-то врезалось, что дерево затрещало, а гребец кардинала едва не свалился в воду. Гондолы конвульсивно заплясали на волнах. Бреннон вцепился руками в борта, отчаянно жалея об отсутствии револьвера. Из канала в облаке брызг вырвалось белесое человекообразное существо. Клык вскочил и с места прыгнул на тварь, на лету превращаясь в пылающую комету. Они рухнули в воду, и в воздух поднялся густой пар, в котором Натан едва разглядел еще двух гадин.
– Ensis in ignis! – взревел Саварелли. Пылающее лезвие прошлось слева от его гондолы, полоснуло ближайшую нежить и закружилось вокруг нее, срезая куски плоти. Мараббекка, визжа, заметалась под опорами моста. Гребец кардинала, проявив поразительное присутствие духа, огрел третью тварь веслом и заорал молитву Деве Марии. Бывшая воспитанница приюта нырнула в канал и спустя секунду с силой впечаталась в дно лодки. Под треск досок в гондолу хлынула вода.
– Volare nobis! – прохрипел кардинал, сгреб гребца в охапку, вдруг вознесясь над обломками лодки и жадно тянущимися из воды белыми руками.
Лонгсдейл рискованно перегнулся через борт, схватил нежить за руку и прошипел что-то на элладском. Рука твари задергалась; консультант потащил ее из воды. Когда на поверхности показалась голова, он прижал ладонь к ее лбу и выдохнул еще одно заклятие. Морда мараббекки задрожала, как желе, превратилась в лицо девочки лет двенадцати-четырнадцати, и Лонгсдейл выпустил ее руку. Тело закачалось на волнах, стремительно истлевая, пока наконец волны не размыли прах.
Саварелли взмыл на мост и приземлился там вместе с гребцом. Пес вынырнул из глубин канала, помахал Бреннону мокрым хвостом и решительно поплыл к мосту. Комиссар поискал взглядом последнюю нежить, но не обнаружил ни ее, ни пылающего лезвия.
– Еще трем конец, – сказал консультант. – Осталось три. Если их жертвы тоже не обратились. Впрочем, мараббеккам надо чем-то питаться, так что…
Комиссар молча взялся за весло и погреб к причалу у моста. Он не хотел задерживаться в воде ни одной лишней минуты – особенно на этой пропускающей воду утлой посудине. Саварелли уже ждал их и подал Натану руку, помогая выбраться на каменную набережную канала.
– Значит, смотри, но не применяй? – хмыкнул Бреннон. Его преосвященство невинно уставился на него в ответ и вкрадчиво спросил: