В кои-то веки мы с командиром были всецело «за» подобный фаворитизм младших служащих, потому что мы пробирались в их столовую, не говоря ни слова никому из наших ребят, и наслаждались первоклассным завтраком из яиц и бекона с тостами и маслом. В авиации нас терпели, но клялись хранить тайну: «Мы не можем больше принять никого из вас, бедных, полуголодных персонажей», — говорили нам, и нас это устраивало. Мы возвращались в свое расположение, делая вид, что только что съели свою пайку, сваренную в пакете. Быть начальником имело свои преимущества, так что в тезисе о том, что нет смысла иметь власть, если иногда ею не злоупотреблять, возможно, и есть доля истины. Но по правде говоря, среди остальной части полка, за исключением нескольких постоянных нытиков, которые стонали бы от любой еды, на пищевые рационы не было никаких жалоб. Своему назначению они соответствовали.
А вот холод — это совсем другое дело, которое в момент, когда мы начнем действовать в Ираке, должно было привести к серьезным последствиям. Все жаловались на то, что в целом называлось полной неумелостью наших синоптиков и офицеров разведки. Ночью становилось очень холодно. Некоторые люди надевали свои пустынную камуфляжную форму, поверх которых натягивали костюмы для защиты от ОМП, а поверх них еще и куртку. Угольный цвет подкладки костюмов переносился на камуфляжную одежду и делал ее темной, но сами костюмы были ветрозащитными и, что было важно, согревали.
К счастью, это было единственное, для чего понадобились защитные костюмы от ОМП, поскольку Саддам никогда не применял против нас нервно-паралитических газов или других отравляющих веществ. Однако на то время это была очень реальная опасность. Помимо костюмов, у нас были противогазы, заранее подготовленные шприц-тюбики с инъекциями, с помощью которых можно было сделать себе укол в случае атаки нервно-паралитическим отравляющим веществом, и специальные таблетки, которые хранились внутри контейнера противогаза. Одну из них полагалось принимать ежедневно в качестве защиты от отравляющих веществ и других химических ядов, но я никогда их не употреблял. Я и в лучшие времена не любил глотать таблетки, а этим штукам просто не доверял. Никто не мог, положа руку на сердце, сказать, что после приема таблеток не будет никаких побочных эффектов, и я просто не был готов рисковать.
И по сей день я задаюсь вопросом, связан ли этот «синдром войны в Персидском заливе», которым страдали многие военнослужащие, принимавшие участие в той войне, и который сменявшие друг друга правительства отрицали, с этими таблетками, или нет. Очень немногие военнослужащие Полка рисковали их принимать. Британская армия не сталкивалась с оружием массового поражения со времен Первой мировой войны, и большинство из нас решило, что риск от приема таблеток с их неизвестными побочными эффектами выше, чем риск попасть под химическую атаку.
В Аль-Джуфе мы гораздо больше беспокоились о том, как бы нас не разнесло в пух и прах одной из саддамовских ракет «Скад», о чем нас предупредили с момента нашего прибытия. Поскольку аэродром находился менее чем в 150 милях к югу от иракской границы, мы были в пределах досягаемости даже этих устаревших и неточных ракет, и было известно, что у Саддама их много. Должна была быть система раннего предупреждения, но советские ракеты, которые иракцы доработали, чтобы увеличить их дальность, были очень быстрыми, подлетное время составляло максимум несколько минут.
Первое предупреждение не оставило меня равнодушным. Это случилось на рассвете 20-го января. Я завтракал сэндвичем с жареным яйцом и безучастно наблюдал за тем, как в некотором отдалении командир эскадрона «B» инструктирует своих людей. Эскадрон прибыл тем же утром на последнем C-130 из базы «Виктор». Внезапно все они начали двигаться, хвататься за свое снаряжение и вообще бегать вокруг, как глупые цыплята. Я решил, что совещание, должно быть, закончилось, и что парни хватают свои рюкзаки, чтобы пойти и пропустить по пиву.
Затем я заметил одного парня, который шел рядом и что-то им говорил. Когда он подошел ближе, я услышал:
— Доброе утро. Доброе утро.
— Веселый маленький засранец, — произнес я. — Доброго утра тебе.
— Он говорит не «доброе утро», — произнес за моим плечом полковой квартирмейстер — Он говорит «внимание, “скады”[89]!» Бойцы эскадрона «В» не бежали на пивом, они пытались найти свои аптечки, и достать противогазы.
Как оказалось, «Скады», выпущенные в тот день, к нам не приблизились, но опасность была очень реальной. Может быть, ракета и устарела, но поскольку она могла нести фугасные, химические, биологические и даже ядерные боеголовки, ее неточность не обязательно являлась помехой. Кроме того, ракеты могли запускаться с мобильных пусковых установок, которые было трудно обнаружить и уничтожить самолетам союзников.