Пока я стоял там, чувствуя себя раздавленным, пока все мои мечты об Австралии катились насмарку, женщина еще раз терпеливо объяснила, что без согласия отца и матери мне придется подождать, пока мне не исполнится двадцать один год. Мой отец хорошо и искренне оценил мою подачу. Как всегда, хитрый, он оказался, по крайней мере на один шаг впереди меня, потому что, видимо, догадался, что я подделаю его подпись после того, как он отказался одобрить мое заявление.
Теперь я был действительно подавлен. Хотя у меня была работа на молокозаводе, я знал, что моя жизнь никуда не денется. Однажды утром, сгорбившись, я сидел на верхнем этаже автобуса, предвкушая еще один захватывающий день подвешивания ящиков с молоком, когда увидел массивный рекламный щит со знаменитым призывным плакатом Британской армии того времени: «Присоединяйся к профессионалам и стань солдатом семидесятых». Я спрыгнул на следующей остановке.
В отчаянии я просто подумал, что загляну в вербовочный пункт еще раз, надеясь, что там не помнят меня — парня, с которого сняли полицейское обвинение, и который потом более или менее ясно сообщил им, куда им катиться. Одетый в двубортную куртку-тужурку, ставшую популярной благодаря группе «Битлз», и шляпу, мало чем отличающуюся от шляпы русского адмирала, я толкнул дверь. Со своими длинными волосами, неряшливо ниспадающими на воротник, я, должно быть, стал для сержанта-вербовщика воплощением ада.
Как оказалось, меня не помнили, поэтому я снова заполнил все бумаги и прошел все тесты. Сидя на жестком стуле, засунув руки в карманы, я услышал, как один сержант говорит другому: «Ты только посмотри на это». Я догадался, что он говорит обо мне, и сразу предположил, что меня собираются выгнать.
Но их интересовали мои тесты. Оказалось, что я был единственным потенциальным новобранцем, с которым они когда-либо сталкивались, который правильно ответил на все вопросы. Они посмотрели на меня с видом: «Что ты тут забыл?», — но, очевидно, очень хотели, чтобы я подписал контракт. Они рассказали мне, какая замечательная жизнь в армии, а потом попытались уговорить меня поступить в одну из армейских технических служб. «С такими результатами ты мог бы стать техником, может быть, поступить в Королевский корпус связи», — сказал один из них. Для меня, однако, это был Парашютный полк или ничего. Так что я сидел там, периодически повторяя: «Нет, я хочу к парашютистам».
Я стремился к вершине, и знал это. Мне не хотелось тратить свое время в каких-то малоэффектных, технических, в основном небоевых службах вроде инженеров, связистов или РВС[23]. В конце концов, сержанты перестали спорить, потому что к тому времени поняли, что если я не попаду в «Пара», то просто выйду за дверь. Хотя я сам не имел ни малейшего представления, что бы я тогда сделал…
Меня отправили на медосмотр, и, должно быть, я прошел его, потому что в ноябре 1969 года получил уведомление о том, что на следующей неделе ухожу в армию. Но я был полон решимости провести Рождество со своими товарищами и поэтому попросил их отложить дату моего отправления на службу. В вербовочном пункте согласились, и мне было приказано явиться 5-го января 1970 года. В то утро понедельника я занял у парней с биржи труда, с которыми жил в одном доме, два шиллинга (10 пенсов), и со своим барахлом, засунутым в полиэтиленовый пакет из супермаркета, отправился на вербовочный пункт. На этот раз я оставил свой русский адмиральский костюм дома и был одет в спортивную куртку и серые брюки, так что выглядел немного более респектабельно или, по крайней мере, привычнее.
Меня отвели наверх в комнату, где немолодой офицер, похожий на реликвию времен Второй мировой войны, усадил меня и прочитал лекцию о том, как скучно мне будет в Парашютном полку, вот эта вся беготня, перекатывания вперед и назад и тому подобное. Поскольку стало быстро понятно, что он понятия не имеет, о чем говорит, разговор немного затих. В конце концов, он перестал разговаривать о парашютистах и принял мою присягу на Библии. После этой короткой церемонии он выдал мне на расходы дневное жалованье — около 23 шиллингов (1,15 фунта стерлингов), что в те дни было для меня огромным состоянием, — и армейский чиновник выдал мне командировочное предписание на поездку по железной дороге в Олдершот. Денег дали даже на завтрак в вагоне-ресторане первого класса в поезде.
Около четырех часов дня я прибыл в Олдершот, большой гарнизон, который традиционно является родным домом для Британской армии. У железнодорожного вокзала я спросил кого-то, как добраться до казарм Браунинг, — расположения Парашютного полка, — и он указал на двухэтажный автобус. Я поднялся на борт, и автобус, в конце концов, тронулся, только чтобы попетлять по городу. Солдаты, казалось, были повсюду — маршировали, бегали с рюкзаками за спиной, рысью в спортивных костюмах, высовывались из кузова крытых брезентовым верхом грузовиков, выкрашенных в тусклый оливково-зеленый цвет, тренировались на казарменных площадках, топтались взад-вперед в карауле. Никогда в жизни не видел столько солдат.