Я был в ужасе — меня буквально трясло — потому что не выношу высоты. Тем не менее, когда подошла моя очередь, я послушно взобрался наверх и медленно пошел вперед. Однажды у меня получилось, но я боялся проходить тест снова, хотя мне и пришлось это делать несколько раз. Каким-то образом мне удалось не упасть, и, то ли по счастливой случайности, то ли по причине хорошей игры, инструкторы не заметили, что я был напуган до смерти.
После четырех дней испытаний, прохождения штурмового городка и прочих более-менее бессмысленных занятий наступила пятница, а вместе с ней и выплата денежного довольствия. Когда я дошел до конца очереди, мне дали расписаться в платежной книжке, после чего капрал из финансовой службы вручил мне около 29 фунтов стерлингов и несколько шиллингов. После этого, к моему немалому удивлению, дежурный офицер сказал:
— Идите. У вас трехнедельный отпуск.
Черт возьми, подумал я, только приехал и уже в отпуске. Более того, таких деньжищ у меня в кармане не водилось с тех пор, как в четырнадцать лет я управлял тем газетным киоском. Мы собрались в путь, хотя сначала нам пришлось сдать снаряжение, которое нам дали носить, пока мы находились в казарме. Внезапно мы снова оказались в штатском.
Я доложился о прибытии в казармы Браунинг в первый понедельник февраля. Вместе с моими товарищами-новобранцами нас, наконец, экипировали униформой, ботинками и всем прочим снаряжением новобранца, затем разделили по секциям, каждая под командованием капрала, и распределили по другим комнатам на четырех человек в пересыльном блоке. Волосы до воротника мне подстригли в январе, но они все равно оказались недостаточно короткими для британской армии. Теперь меня подстригли так, что я стал похож на каторжника, только что отбывшего свой срок.
В каком-то смысле именно это мы и делали — начинали отбывать свой срок. В тот первый день нас было, должно быть, около ста десяти претендентов, но через шесть недель нас осталась едва ли горстка. Причина была проста — унтер-офицеры и инструкторы очень быстро и безжалостно нас отсеяли. Один косяк — и тебя выгоняли, говоря, что в Парашютном полку тебе места нет, приглашали попробовать еще раз в другом подразделении и отправляли восвояси.
В те первые дни нам показывали, как надевать наше новое снаряжение и как наматывать обмотки — длинные бинты цвета хаки, которые обматывались вокруг ног от голеностопа до колен. Однако выучить «фишки» не заняло много времени. Если вы собирались пройти курс молодого бойца, вы должны были учиться быстро, а именно в этом и заключалось выживание в парабате. У медлительных рекрутов шансов не было, и практически с первого дня начался непрерывный поток отчислений.
Каждый день проходила казарменная проверка. Помимо всего остального — слово «всего» означало, что все ваше снаряжение должно быть безупречным и аккуратно разложенным в установленном порядке — это означало «отбить» свое постельное белье, создать из непослушного постельного белья пакет, похожий на прямоугольное печенье, с идеально острыми и выровненными краями. Порядок был следующий — сначала одеяло, потом простыня, потом еще одно одеяло и еще одна простыня. Затем все накрывалось последним одеялом, чтобы сформировать внешнее покрытие. Все края должны были быть ровными, и каждое утро вы клали этот «бисквит» из шерсти и хлопка на нужное место поверх матраса. В обязательном порядке вы должны были разобрать свою кровать и положить две подушки и две сложенные наволочки рядом с упакованным постельным бельём.
Через три дня я научился уловке раскладывать свернутое постельное белье для осмотра, а затем, после осмотра, очень аккуратно складывать его наверх своего шкафчика. Оно лежало там неиспользованным в течение шести месяцев, за исключением нескольких минут каждый день, когда его клали на мою кровать. Спал я между матрасом и наматрасником, экономя тем самым себе полчаса усилий по утрам. У меня также был совершенно новый, безупречно чистый набор для мытья и бритья, которым я никогда не пользовался, разве что выкладывал для проверки — на самом деле я использовал второй набор, который хорошо прятал. Вся наша экипировка и сама комната должны были быть в идеальном состоянии, иначе последует беда, а это означало, что помимо всего прочего, мы должны были начищать ботинки до тех пор, пока не сможем увидеть в носках свое отражение, и натирать до блеска пол пока он не будет блестеть, как витражное окно.
Нашим взводным был лейтенант Руперт Смит, ныне генерал-лейтенант сэр Руперт Смит. Он был очень достойным человеком, как и два его сержанта. В этом отношении мне повезло, хотя некоторое время я этого не понимал. Если бы я пришел в армию на месяц раньше — в первую дату, назначенную меня вербовочным пунктом в Престоне, — жизнь стала бы адом. Выяснилось, что солдатами того набора руководила группа сержантов, которые были чуть ли не монстрами. Они регулярно выбрасывали одеяла и другое снаряжение своих новобранцев из окон казарм, оставляя сбитых с толку молодых солдат лихорадочно карабкаться наружу, часто под дождем и снегом, пытаясь собрать все это и снова сложить для еще одного осмотра со стороны задир, которые в первую очередь портили свое имущество.